Код любви на кофейной гуще - Анна Светлова

— Он видел во мне женщину, а не предмет мебели! — она почти кричала. — Он восхищался мной, а не требовал ужин в восемь и выглаженные рубашки!

Я откинулся на спинку стула, ошеломлённый.

— Вот как ты это видела? Серьёзно?

— А как ещё? — её голос дрожал. — «Ника, почему опять пельмени?», «Ника, где мои носки?», «Ника, зачем тебе эта выставка, лучше проведём вечер дома». Десять лет, Кирилл. Десять лет я чувствовала себя пустым местом рядом с тобой.

Слова ударили под дых. Неужели я действительно...

— Почему ты никогда мне этого не говорила?

— Говорила! — она всплеснула руками. — Миллион раз! Но ты всегда был так занят своими проектами, дедлайнами, проблемами...

Мы замолчали. Официант нервно топтался поодаль, не решаясь подойти.

— И что теперь? — наконец спросил я. — Денис оказался не лучше?

Она опустила глаза.

— Хуже. Намного хуже. Он... — она сглотнула. — Он контролировал каждый мой шаг. Кто звонил, с кем встречалась, сколько потратила. А когда я забеременела…

Сердце пропустило удар.

— Ты была беременна?

Ника кивнула, слёзы потекли по щекам, размазывая тушь.

— Два месяца назад. Он... он сказал, что ребёнок всё испортит. Что я стану толстой и некрасивой. Что это не входило в его планы, — её голос сорвался. — Я сделала аборт, Кирилл. А через неделю узнала, что у него роман с моей лучшей подругой. Уже полгода.

Я смотрел на неё и не узнавал. Где та уверенная в себе, блистательная женщина, которую я когда-то любил?

— Мне жаль, — искренне сказал я. — Правда, жаль. Но это ничего не меняет между нами.

— Почему? — она подняла на меня покрасневшие глаза. — Мы можем всё исправить. Начать с чистого листа. Я буду другой, клянусь. Я поняла свои ошибки.

— Дело не в ошибках, Ника, — я покачал головой. — Дело в том, что я больше не люблю тебя.

Она замерла, словно я ударил её.

— Из-за неё? Из-за этой... Веры?

Я вздрогнул.

— Ты следила за мной?

— Нет, мне рассказал твой брат, — она отвела взгляд.

По спине пробежал холодок.

— И что ты знаешь?

— Достаточно, — она горько усмехнулась. — Официантка? Серьёзно, Кирилл? Это твой выбор после меня?

Что-то внутри меня оборвалось. Я вдруг увидел Нику такой, какая она есть — красивая пустышка, неспособная любить никого, кроме себя.

— Да, — твёрдо сказал я. — Это мой выбор. Женщина, которая видит в людях больше, чем статус. Которая умеет слушать и слышать. Которая не предаст ради минутной прихоти.

— Ты не знаешь этого! — она почти кричала. — Ты знаком с ней сколько? Месяц? Два? Полгода? Ты ничего о ней не знаешь!

— Я знаю главное, — я поднялся, — что рядом с ней счастлив. Прощай, Ника.

— Кирилл! — она схватила меня за руку. — Не уходи. Пожалуйста. Мне страшно одной.

На мгновение я почувствовал жалость. Но только на мгновение.

— Найди хорошего психотерапевта, — я осторожно высвободил руку. — Тебе нужна помощь, а не новые отношения.

Я положил деньги на стол и пошёл к выходу. За спиной услышал звон разбитого бокала и её рыдания, но не обернулся.

На улице снегопад усилился. Крупные хлопья оседали на волосах, таяли на лице. Я стоял под козырьком ресторана, глядя на сверкающие огни города, и чувствовал странную пустоту внутри. Ни боль, ни сожаление — просто пустоту, словно вырвали что-то, что долго гноилось.

«А если я ошибаюсь? Если Вера — это просто побег от боли, а не настоящее чувство?», — пронеслось в голове.

Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Веры: «Как ты? Не хочешь зайти на чай?».

Я смотрел на эти простые слова, и что-то тёплое разливалось в груди. Никаких игр, никаких манипуляций. Просто забота и искренность.

Мой палец завис над клавиатурой. Что я должен ответить? Рассказать о встрече с Никой? Солгать? Притвориться, что ничего не произошло?

Дверь ресторана распахнулась, и на улицу выскочила Ника — растрёпанная, с размазанной тушью.

— Ты пожалеешь об этом! — крикнула она. — Слышишь? Пожалеешь! Она не сделает тебя счастливым!

Люди оборачивались, кто-то снимал на телефон. Я молча сел в машину и захлопнул дверь, отрезая её крики.

Не включая двигатель, я набрал ответ Вере: «Прости, сегодня не смогу. Нужно разобраться кое с чем. Встретимся завтра».

Отправив сообщение, я завёл машину. В зеркале заднего вида мелькнула фигура Ники, стоящей посреди тротуара под падающим снегом. Она выглядела маленькой и потерянной.

Я выехал на дорогу, чувствуя, как прошлое, наконец, отпускает меня. Впереди была неизвестность, но почему-то она больше не пугала. Что бы ни случилось дальше, я знал одно: я не вернусь к тому, что причиняло мне боль.

Телефон снова завибрировал. Сообщение от Веры: «Конечно. Буду ждать. Береги себя».

Четыре простых слова. «Буду ждать. Береги себя». И почему-то именно они, а не драматическая сцена с Никой, заставили меня, наконец, почувствовать — я свободен. По-настоящему свободен.

Глава 22. Чашка без солнца

Вера

Утро выдалось ясным. Морозным. Звенящим. Небо — глубокое, синее, без единого облачка. Солнце отражалось в сугробах, превращая снег в россыпь бриллиантов.

Я открыла кофейню раньше обычного. Руки дрожали, когда протирала столики, расставляла чашки, включала кофемашину. Предвкушение сладко щекотало нервы.

Придёт ли? Не передумает ли?

Колокольчик звякнул ровно в девять. Я обернулась — Кирилл стоял на пороге. Волосы взъерошены ветром, на ресницах таяли снежинки. Улыбался. Открыто. Без тени вчерашней настороженности.

— Доброе утро, — его голос звучал бархатно, с хрипотцой.

— Доброе, — ответная улыбка расцвела на моих губах сама собой.

Он снял пальто, повесил на вешалку. Сел за тот же столик у окна. Солнечные лучи падали на его лицо, подчёркивая чёткие линии скул, лёгкую небритость, морщинки в уголках глаз.

— Тебе как обычно? — спросила я, подходя к столику. Он молча кивнул.

Я отошла к кофемашине. Привычные движения успокаивали. Молотый кофе, горячая вода, аромат, наполняющий пространство. Взяла палочку, чтобы нарисовать на чашке привычное солнышко... и замерла.

Что-то изменилось. Что-то неуловимое, но важное. Солнце больше не казалось нужным. Словно его место заняло что-то другое. Что-то настоящее.

Я поставила чашку перед Кириллом. Без рисунка. Просто белый фарфор и чёрный кофе.

Он заметил сразу. Взгляд скользнул по чашке, потом поднялся