Пленница Повелителя Василисков - Эмили Гунн

- Так вот, твоя дорогая подруга со счастливым торжеством на лице поведала, что на тебе свет клинками не сошелся и...

- Клином, - поправила я, прикрыв для надежности глаза еще и ладонями. Зажмуривание не помогало, уши почему-то продолжали слышать...

- В вашем мире точно не водятся Двуликие потомки Нагов? Только они могут с таким удовольствием заявлять, что «О Лиззи можно забыть. Её, бедняжжку-у, - изобразил он искусственное сожаление голосом Риты, - скорее всего, сгниют в подвале матушки-туньиссы». Как есть Гадюка! Нужно бы проверить её родословную, – вполне серьезно прозвучали размышления Амтомаса, чьи наглые поглаживания добрались уже до нижней округлости моей груди. И самое отвратительное, что тело начало отзываться на эти нежно выводимые круги его напористыми пальцами.

Я снова задергалась под тяжестью чужого туловища, но мне не дали сдвинуться с места. Хватка Амтомаса стала только жестче, давая понять, что при дальнейшем сопротивлении я лишь нарвусь на грубость, не более того.

И это немое предупреждение, зловеще разнящееся с его непрошеной лаской и непосредственной речью, вынуждало сердце сжиматься в опаске.

Становилось все более жутко.

В конце концов, я замерла, чувствуя себя в удушающей ловушке. Не зная, как поступить. Как повести себя. Бороться было страшно. Ведь неизвестно, насколько безжалостен василиск. Как он поведет себя, нарвавшись на категорический отказ.

С Адиллатиссом я не испытывала подобного страха. Не знаю отчего, но я доверяла ему. Злилась за пренебрежение, с которым он игнорировал мой отказ, но что-то внутри подсказывало: он чувствует, что я хочу его не меньше. Иначе не стал бы...

А сейчас у меня внутренности холодеют от страха. Потому что понимаю: Амтомас совершенно другой. Он из тех, кому плевать на чувства и желания остальных. И для того, чтобы получить желаемое этот василиск пойдет по головам. А если понадобится, то и по макушкам превращенных им в каменные статуи.

Однако и бездействовать, терпя его откровенные домогательства было противно. Что же мне делать??

- Ты же понимаешь, как меня взволновали ее слова? – зашептал он мне в ухо, вызвав не мурашки трепета, а антимурашки, злобно царапающие мне кожу. – Можешь вообразить себе, крошш-шка, как я бросился вызволять тебя оттуда, забыв о всякой осторожности?

- Где... где Адиллатисс? – спросила, прикусив губу, чтобы не разреветься.

- Знаешь, сколько дней ты провела в темнице? – спросил вдруг Амтомас. – Мм? Сколько? – поторопил он меня с ответом, поняв, что вопрос я приняла за риторический.

- Не знаю, - проговорила, напрягшись из-за сильно сжавшихся на моих ребрах пальцев.

- Большш-ше недели, - сообщил мне василиск. – А ссс-сколько, по-твоему, дней и НОЧЕЙ (сделал он акцент на последнем слове) провела ты здес-ссь, с-со мной? – проник мне в ухо раздражающий шелест.

- Сколько? – почувствовала, как задрожала нижняя губа, не желая произносить хоть что-то.

- Много, крошш-шка. О-очень много, - вкрадчиво насмехался немилый голос над моей бедой. – А теперь главный вопрос: как долго ты была с ним? – спросил он про Адиллатисса, а мне показалось, что только что захлопнулся последний выход, который всё еще брезжил в конце этого пагубного тоннеля.

Одну ночь. Вот сколько времени я знала Адиллатисса. Всего одну ночь! И каких-то жалких полдня, за которые мне с какой-то немыслимой блажи померещилось, будто я теперь «царица морская»! Или хоть чего-то стою.

И что у меня впереди веселая игра в попаданку. Со славным покорением дворца и бесславным выдворением наложниц из гарема. В ту единственную ночь с Адиллатиссом я артачилась и огрызалась, считая, что достайна самой лучшей доли.

Я мечтала... планировала, надеялась. А на деле... на деле он даже не вспомнил обо мне на утро!

Да что там утро. Больше недели не интересовался моей дальнейшей судьбой. И кто знает, спросил бы Повелитель Василисков обо мне хоть когда-нибудь позже? Или напрочь бы забыл, что встретил однажды наивную девчушку на просторах необъятной Вселенной…

Я подыхала в той камере, а Адиллатисс даже не потрудился узнать, куда меня дели! – жалела я себя под тягучими ласками нелюбимых рук.

Глупая, глупая дурочка! Никчемная чужачка, с которой он разок поразвлекся и сразу забыл, получив своё.

- Хочешь сспросить, где Повелитель? – сопровождался вопрос Амтомаса тяжелым выдохом, в то время, как его рука попробовала продвинуться дальше, меж моих сжатых ног.

Дыхание сбилось. Мне чудилось, что еще немного, и я захлебнусь в собственном волнении, накатывающем на меня удушливой волной. Однако на одну коротенькую долю секунды я задумалась. Спросила себя, а не выпал ли мне отличным способ отомстить Адиллатиссу??Расслабиться, позволить его другу сделать то, чего он желает. Забыться в отравляющей страсти другого...

Но НЕТ! – осознала я почти в тот же миг. – Это наихудшее, что я могу сейчас натворить. Позволю такому случиться и уже не отмоюсь. В своих собственных глазах потону, ведь сама же потом не прощу себе подобную слабость!

А Повелителю Василисков, вероятно, вообще теперь плевать, где я и с кем. Бессмысленно толкать саму себя в отвратную грязь в смешной попытке вызвать ревность того, кому нет до тебя никакого дела.

Однако было еще кое-что. В груди продолжала искрить крошечная надежда на то, что Адиллатисс не знал. Что какими-то невероятными путями Ашеселла с ее приспешниками скрыли от него моё заключение. И что он найдет меня и поверит!

Ведь что бы ни делал со мной Амтомас до этого мгновения – оно было против моей воли. В неосознанном состоянии.

«А сейчас - я в себе. И должна отдавать отчет в своих действиях!» - не позволила я себе размякнуть под упорными ласками Амтомаса. Который не получив доступ к сосредоточию моих желаний, вернулся к поглаживаниям живота. Тонкой дорожкой нежных касаний возвратился к груди, слегка сжав мою против воли набухшую горошенку.

Однако все его попытки вызывали в моем сердце лишь стойкое отторжение. А мои чувствительные соски словно наждачной бумагой нежили.

- Повелитель там же, где и вчера, - внезапно соизволил Амтомас ответить на заданный мною вопрос об Адиллатиссе. – Отмечает успехи со своим гаремом, - поджег он ядовитое масло моих обид, растекшихся по жилам.

А затем я почувствовала, как его грубая ладонь накрыла моё лоно, вынудив впустить его.

До крови прикусив губу, я замерла, скукожившись от недовольного шипения:

- Сс-сухаяя, - попробовал он растереть отсутствующую влагу на моих складочках. – Ссуха, словно пустыня за Южным