Вишневая - Линн Берг

оставалось, кроме как запирать за ним дверь и вешать мироновскую влажную от дождя куртку на крючок. В дверном проеме гостиной показалось заинтересованное, болезненно-пунцовое лицо брата.

— Паша, это Даня. Даня, это Паша.

Миронов одарил приветливой улыбкой вмиг застеснявшегося Пашку, который в ответ умудрился только помахать ему контроллером в руке, кашлянуть, и шмыгнуть обратно в комнату.

— Еще доказательства нужны?

— Убедила, Вишневая, сдаюсь, — он миролюбиво отмахнулся от нее поднятыми руками.

С его потяжелевших волос крупными каплями падала дождевая вода, впитываясь в белоснежную ткань футболки. У Сени при всем возмущении рука не поднялась бы выгнать его обратно под дождь, даже осознавая, что от подъезда до машины идти ему не далеко. Чертово добросердечие, будь оно проклято.

— Чай будешь? — прервала она уже ставшей неловкой тишину, в пригласительном жесте указывая на кухню как раз напротив гостиной.

Отказываться Даня из вежливости не стал. За окном пунктир дождя превратился в почти неразрывную прямую, капли хлестко отбивали ритм на подоконнике и листьях, поднимая страшный шум. Ну правда, не выгонять же несчастного Миронова в грозу на улицу? Или выгнать? Не снежная же королева, авось не растает.

Есеня сама себя подогревала мыслью, что в этом доме она хозяин, и попросить его выйти она могла в любой миг. Правда теперь, оказываясь с ним лицом к лицу вне стен университета, вся спесь и бравада куда-то спешно испарились, оставляя вместо себя неуверенность и дрожь. Она едва кипяток мимо кружки не пронесла, слишком отстранившись мыслями от реальности.

Трудно контролировать себя в присутствии лишнего в помещении, еще сложнее было делать это в присутствии конкретно Дани, который будто бы неустанно отслеживал все ее передвижения. Жест с чайником конечно же не прошел мимо: теплые руки отобрали у нее фаянсовую кружку и заставили отстранено наблюдать, как пакетик чая тонет в горячей воде, испуская душистый аромат трав.

— Как нога?

— Еще болит, но не страшно.

По ней прошелся скептический взгляд, задерживаясь на миг на бледных щеках. Есеня от него инстинктивно съежилась.

— Зубков, наконец, засунул язык в задницу после соревнований, — отхлебывая из кружки, как бы невзначай бросил Миронов, — перестал кичиться своими долботрясами, которые даже в десятку войти не смогли.

— Так вот где собака зарыта, — догадалась Есеня, — ты поспорил с Зубковым, что подготовишь меня к соревнованиям сам?

— И ты не разочаровала, — ответил он с самодовольной улыбкой.

— Фу, как это низко.

— Ты получила зачет, а я получил кислую мину старого придурка. Все в выигрыше.

Она бы солгала, сказав, что эта мысль не принесла с собой волну облегчения. Больше не было нужды в этих изнуряющих тренировках, в бестолковых играх с таймменеджментом, в подъемах в шесть утра. Улыбка будто бы сама собой расползлась по губам, что, разумеется, не прошло мимо Миронова.

— Не сдерживай себя, дай волю слезам счастья.

— Пожалуй, не буду.

Она не добивалась этого намеренно и все же глупость (а может удачливость) привела ее в эту точку. За прошедшие дни Есеня не раз успела укорить себя за тот необдуманный прыжок, стоивший ей возможной победы, за упертость, с которой она все же вышла на старт, за моральный упадок, в который позволила себе с головой окунуться. В конечном счете, не этого ли она хотела?

— К слову, раз уж ты расквиталась с долгами, у меня в расписании появились свободные окна, — он задержал на ней пристальный взгляд, намеренно растягивая паузу, — с понедельника начну тренировать Синицыну и эту рыжую… Как ее там?

— Алису, — бесцветно процедила Сеня сквозь зубы.

— Да, точно, ее.

Ударил прямо по больному. Вишневецкая до сего момента даже не осознавала, с каким чувством можно было бы воспринять подобные новости, но теперь явственно ощущала, как в кожу вонзаются уколы ревности. Разумеется, их непродолжительные занятия рано или поздно закончились бы, и она вновь вернулась бы на пары, растворяясь в безликой толпе одногруппников. Собственно, так оно и случилось. Только вот понимание, что теперь они друг другу ничем не обязаны и поводов для встреч у них кроме пар не осталось, застигло Есеню врасплох.

— Зачем тебе это? — как ни старалась она сохранять невозмутимость, против воли в словах сочился яд.

Даня в ответ пожал плечами:

— Мне не сложно. Да и чем не лишний повод побесить старикана.

Кажется, на этом все. Он допьет чай, попрощается и в следующий раз они увидятся на паре. Рухнувшая за последние полтора месяца стена начнет отстраиваться вновь, чего Есене отчаянно не хотелось. Мысль навязаться работала в неразрывном тандеме с секцией легкой атлетики, но продолжать и дальше жить в режиме повышенной нагрузки она себе не могла. Как бы старательно мать не убеждала, что ей подобное по плечу, Вишневецкая прекрасно осознавала, что подобный ритм жизни неминуемо привел бы ее к выгоранию. Будто прочитав мысли, написанные на лице, Даня внезапно поинтересовался:

— Твоя мать успокоилась?

— Да какой там, — кисло отмахнулась она, — теперь хочет, чтобы я записалась в секцию и занималась на постоянной основе. Мне ведь делать все равно нечего.

— Ну, а ты что?

— А я слегка приврала и сказала, что уже занимаюсь

Елена Владимировна любую свободную минуту дочери навязчиво старалась чем-то занять. Не учебой, так спортом. Пятое место не стало для нее откровением, но все же надежду на то, что для нее найдется место среди легкоатлетов, она лелеяла и баюкала, словно малое дитя. Прямой отказ участвовать в этом цирке и дальше абсолютно точно спровоцирует очередной выдуманный инфаркт и сильнейшие мигрени. Стоило лишь вообразить весь этот спектакль, как Есеню передернуло.

— Расскажу правду как-нибудь потом, когда ее попустит. А пока буду для вида продолжать ходить на пробежки по утрам, — она задумчиво постучала короткими ногтями по фаянсовому боку кружки.

— Что ж, тогда придется продолжить делать вид, что я тебя тренирую.

От такого заявления глоток чая застрял поперек горла. Для таких щедрых одолжений должен был существовать веский повод. Неужели и он не собирался так просто прекращать с ней общение?

— Это необязательно, — смутившись, пролепетала Есеня.

— Да все нормально. Меня пробежки не сильно напрягают.

Выходит, зря она переживала о том, как будут складываться их отношения после соревнований. Есеня ожидала неловкости, воображала, как будет нелепо подбирать слова и выдерживать долгие паузы, как будет оправдываться, отводить взгляд. Но все шло своим чередом, так, как и положено. Миронов остался Мироновым, да и она, собственно, едва ли изменилась. И даже напрашиваться не пришлось, повод нашелся будто бы сам собой.

По венам растекалось чувство спокойствия и уюта, словно бы она делила момент с хорошим другом. Зацепившись