Баба Яга ищет наследницу - Анна Осокина

здесь всего два кресла, как Кащей щелкнул пальцами, и вокруг стола появилось еще три. Мои спутники, включая курицу, спокойно стали рассаживаться, а вот я застыла. Казалось бы, пора уже привыкнуть к тому, что в сказочном мире волшебство нужно воспринимать как совершенно обыденную вещь, но я все еще поражалась каждому его проявлению. Говорят, что человек ко всему привыкает, но есть вещи, к которым приспособиться крайне сложно.

Села в то же кресло, что и раньше: прямо напротив стола. Последним устроился хозяин. Он заключил пальцы в замок и сложил руки на столешнице, выжидательно на меня уставившись. Я что-то затормозила. Глянула направо, налево — отовсюду на меня смотрели заинтересованные глаза. Сложилось впечатление, что все ждут от меня какие-то гениальные мысли. Но проблема в том, что я не следователь, а стоматолог. В меде меня не учили, как разыскивать пропавших людей! Кошечки-крошечки, и зачем я только во все это ввязалась? Была же возможность уйти! Нет, осталась. И даже не потому, что от меня этого так ждали. Само место будто притягивало. Наверное, это просто природное любопытство. Такой шанс выпадает раз в жизни…

Пока я углубилась в размышления, все молчали. Только Кащей учтиво кашлянул, как бы намекая на то, что пора бы уже мне что-то сказать. А я не знала что! Но это на моей шее висел знак Стража и Хранителя Тридевятого царства. И он накладывал некоторые обязательства. Я вспомнила детективные сериалы, которыми иногда увлекалась, прочистила горло и постаралась как можно более уверенным тоном начать говорить:

— Так, у вас пропала невеста. Расскажите, как и при каких обстоятельствах это произошло.

Ряба приподнялась из своего кресла ко мне и явно хотела что-то спросить, но я отмахнулась от нее. В тот момент важно было узнать о случившемся из первых уст.

— Я приехал в стольный град, чтобы официально посвататься к царевне, хотя на словах все давно было уже уговорено еще между моим отцом и царем, оставались только формальности: объявить о помолвке на всю округу, — начал Кащей.

Я кивнула и сдвинула брови к переносице, показывая, что вся внимание. Собеседник ухмыльнулся и продолжил. Остальные же сидели тихо, отдав право допроса… эм-м, то есть опроса, мне.

— Поговорил я с царем, значит. Он назначил пир.

— А как же царевна? — не поняла я.

— А что царевна? — удивился Кащей.

Трое наших зрителей синхронной переводили взгляды с одного говорившего на другого и обратно, это немного раздражало, чувствовала себя героем какого-то шоу.

— Вы с ней обсуждали этот вопрос?

Он пожал плечами. Я еще больше нахмурилась.

— Зачем?

— Как — зачем? Это же ее свадьба! — возмутилась я.

Я, конечно, не ярая феминистка, но все же слышать такое современной девушке как минимум непривычно, как максимум — сейчас мне хотелось хорошенько вмазать по его смазливой разноглазой роже.

— Видите ли, Ярослава, здесь совсем не такие порядки, как там, откуда вы родом, — мягко сказал Кащей.

Стоп. Никто, кроме Рябы, не знает, что я не отсюда!

— А откуда вы знаете, что я не местная? — прищурилась я.

Кащей рассмеялся. И этот бархатный глубокий смех прошелся по моему позвоночнику вибрацией. Я даже заерзала, пытаясь избавиться от непривычных ощущений. Вот точно пора кому-то здесь дать леща.

Однако вслед за хозяином засмеялись и гости. Даже Ряба.

— Что смешного?!

— Об этом нетрудно догадаться, — уклончиво ответил он.

— Так, ладно, отставить ненужные детали! — разозлилась я. — Давайте разберемся с главным. Хорошо, вы объявили о помолвке и закатили пир, так?

— Да, — подтвердил разноглазый.

Он смотрел на меня и говорил вроде бы совершенно серьезно, но меня не покидало ощущение, что надо мной насмехаются. И это бесило.

— А вы вообще потрудились познакомиться с Василисой? — ко мне в голову закрались смутные сомнения.

Кажется, этот вопрос смутил Кащея.

— Ну… так-то мы знакомы много лет, видели друг друга на других пирах, просто особо не разговаривали.

— И как она вам? Нравилась? — вопрос вырвался сам собой, я не хотела его задавать, вот честное слово, не планировала!

— Сказать по правде, не думал об этом, — теперь пришло время хмуриться Кащею.

— Ну, а вы ей? Нравились?

Я все еще не теряла надежды узнать хотя бы что-то, найти зацепку, понять, почему царевна пропала.

Кинула мимолетный взгляд на Отраду, будь она неладна! Нежить снова строила глазки Добрыне, пока я была занята. А тот и рад стараться — улыбался во весь рот с дыркой вместо одного зуба. Хорошо что в целом на улыбку это никак не влияло. Я кашлянула, строго глянув на кикимору. Нужно обязательно понять, какие виды она имеет на богатыря. С чего такая заинтересованность? Но сперва — царевна.

И как так получилось, что я стала всеобщей нянькой?

— Ярослава, я и рад бы ответить на этот вопрос, но не знаю, что сказать. У нее просто не оставалось выбора.

***

Вот. Вот оно! У нее не было выбора. Как же! Выбор есть всегда, правда, иногда он не столь очевиден.

— Что произошло дальше? — я подалась вперед, опершись на стол локтями. Теперь мы сидели друг напротив друга и внимательно изучали лица.

— Пир. Красиво украсили тронный зал в замке, созвали гостей, а как пришло время показаться невесте, оказалось, что ее и след простыл.

— Когда ее видели в последний раз? — я не сводила взгляд с Кащея.

Кажется, хорошо вжилась в роль следователя. Уже и самой захотелось докопаться до истины.

— Утром девки к ней приходили, чтобы помочь после сна прихорошиться. Василиса отослала их и пожелала завтракать в своих покоях в одиночестве.

Кащей замолчал, будто что-то обдумывал или о чем-то вспоминал.

— А праздник начался вечером?

— Угу, — подтвердил брошенный жених.

В этом обстоятельстве я почти не сомневалась. Тем более после того, что услышала. Наверняка царевна сама сбежала, чтобы избежать помолвки.

— В письме царь указал, что вы обвиняете в ее исчезновении Змея Горыныча. Это правда?

Я еще немного подалась вперед, тоже сложив пальцы в замок. Наши руки уже почти соприкасались.

— Больше некому, — спокойно рассматривал меня Кащей. — Род Горыныча — давний враг моей семьи.

— Почему? — уточнила я, стараясь не отставать в этих гляделках. Мы не хотели друг другу уступать и отводить глаза.

— Никто уже и не