Опасное положение - Екатерина Началова

Наивный вопрос заставил меня рассмеяться и впервые посмотреть на дочь Скорпиона не только как на объект исследования и манипуляции. «Магия», — ответил я и сказал чистую правду. Оборот — вопрос не физиологии, но возможности и Силы. Одежда не всасывается в кожу, мы не перевоплощаем костюмы в перья или чешую. В данном случае стоит принять одну природу сущего, принять, что ткань на коже, сама кожа и волоски на ней — просто объекты, которые мы трансформируем, не разделяя их на подобъекты. Стоит просто понять, что наши мягкие ткани, как и ткань на теле — просто материя этого мира, если смотреть на ее происхождение достаточно широко. Строго говоря, все высокородные — маги, однако принадлежность к определенному роду диктует нам принадлежность к именно его родовой магии. Физиология присутствует уже только в принятом облике, в вопросе трансформации ее нет.

Я объяснил тогда, но не уверен, что Катя поняла. Конечно, ей многое неизвестно, порой она не осознает элементарных вещей, но все простительно: мой птенчик из другого мира. В ее бывшем мире вопрос магической возможности не стоит, его элементарно не существует.

У нас иначе.

Вопрос магической возможности — один из основных вопросов, когда дело касается Силы, о которой мы так много говорим. Это можно сравнить с физиологическими особенностями, которые даны с рождения. Так, кто-то более гибкий, кто-то высокий, у кого-то в организме все горит, у кого-то — накапливается. Нам дан разный уровень возможностей и мы в них однозначно не равны.

Вот и уровень Силы дается с рождения. До четырнадцати лет Вороны обучаются все вместе, после — проходят обряд инициации, который определяет уровень возможностей каждого. Мы не обретаем Силу в храме. Сила — то, что уже есть в нас. Здесь, в святилищах мы всего лишь ее инициируем, а уже после — осознаем, чем же владеем, учимся этим управлять. Чего мне ждать от самого себя на этот раз, с нечаянным усилением от Лисы? Не знаю. Обычно инициация проводится раз и на всю жизнь. В моем случае, когда уровень Силы изменился, придется пройти ее во второй раз, а затем снова познавать себя, узнавать свои пределы и возможности.

Забавно. Вторая спутница, вторая инициация... Порядок приготовил сюрпризы, которые я так не люблю, но которые мне пришлись по душе. Возможно, я пересмотрю свое мнение относительно них.

Я шагал вперед, и меня накрывали воспоминания. Двадцать три года назад я пришел сюда в первый раз. Тогда я был молод, наполнен Силой и надеждами, шел уверенно и быстро.

Двадцать три года назад здесь, я испытал свою первую настоящую боль. К сожалению, не последнюю.

...чуть не сдох тогда, глупый юнец. Помню, что ноги не держали, когда уходил, руки поднять и вовсе не мог. Не смог даже обратиться, чтобы улететь домой, пришлось дожидаться следующего дня.

В тот раз не знал, чего ожидать, теперь знаю. Мои шаги по белым каменным плитам ровны, но, должен признать, что я наполнен отнюдь не уверенностью. Это скорее больше похоже на обреченность смертника, который сейчас положит голову на плаху.

Когда знаешь, тяжелее. Незнание — благо.

Я снял мундир, снял жилет и рубашку, брюки, ботинки, белье, полностью оголившись. Поежившись от холода, невольно потер плечи. Знаки моей Силы — черные перья — идут от позвоночника по плечам, локтям и на половине лучевой кости останавливаются, не доходя до запястья.

Провел пальцами по крайним перьям, запоминая рисунок, и оглядел огромный каменный бассейн, распростершийся под ногами. Он не изменился. Все так же щербаты обвалившиеся от времени края и старые ступени вниз. Бассейн наполнен не водой.

В его чаше черные перья.

Вдох. Выдох.

Начнем.

Обратившись в ворона, я подлетел к краю чаши и, раскрыв крылья, стал выдергивать у себя из брюха, с боков собственные перья. По ощущениям это сравнимо с тем, как выдергивать волосы клоками. Остервенело, безжалостно вырываю из кожи глубоко засевшие очины. Некоторые поддаются только с кровью. Пуховые, кроющие, маховые перья — все идет в расход.

Это моя жертва.

Черными лепесками перья воздушно опускаются вниз, к тысячам тысяч других. Вороны жертвуют их храму и так делал каждый Ворон, живущий когда-либо. Здесь есть и мои перья, перья моих почивших родителей, перья Джа, ее родителей... Поколения поколений наших предков и ныне живущих.

Регламента нет, можешь пожертвовать сколько хочешь. Некоторые жертвуют Порядку все, прилетают несколько раз в год. Мне оперение еще пригодится, нет времени растить новое, потому я отдаю сколько могу, вырывая их так, чтобы не оставить на теле заметных проплешин и почти не отдаю маховые на крыльях: не могу сейчас позволить себе потерять в скорости и маневренности.

Скоро кожу саднит по всему телу.

На месте разрывов выступили и повисли на волокнах пера бордовые капли крови.

Отдав сколько могу, я взмахиваю крыльями и лечу в чашу бассейна, уже в полете перевоплощаясь в человека. Все порезы и разрывы кожи, которые были на теле ворона, проявляются и на человеческом облике. Погружаюсь в мягкий бассейн, раскидываю руки и жду. Больше ничего делать не нужно, теперь предстоит только боль. Легкий пух облачком поднимается в воздух от моего приземления и некоторое время парит в воздухе, постепенно оседая обратно.

Долго ждать не приходится.

В свежую ранку остро впивается стержень. Одно из перьев проникает мне под кожу, и мучительно медленно начинает движение под ней, пока не оказывается во мне целиком. Новое перо. Оно идет под волокнами кожи, по сети мышц, жил, нервов, сосудов, и это движение отдается такой острой болью, что хочется взвыть, разодрать себя, лишь бы достать это въедающееся все дальше и дальше перо.

Нельзя.

Перо идет до тех пор, пока не встанет на место, проявляясь реалистичным рисунком, который можно принять за татуировку. Сколько перьев, столько и Силы.

Следующее перо.

Острая игла встает в мое живое мясо.

Катя однажды спрашивала, как долго мне делали татуировку, и я тогда честно ответил, что это продолжалось трое суток. Она глубокомысленно кивнула. Знаю, она представила краску и острое лезвие: так делают татуировки люди. Вороны делают их иначе... Эту тайну открывать не стал, да она и не уточняла.

Но чем сильнее Ворон, тем процесс дольше и тяжелее.

Я закрыл глаза, утопая в мягкой черной бездне. Мягкой ли?

Тело пронзает так, что у меня ощущение, словно я