Посткарантин - Злата Косолапова

усами и въедливыми глазками, внезапно остановился и что‑то раздраженно гаркнул. Через мгновение из‑под тележного брезента показалась голова мальчишки лет двенадцати. Угрожающий жест мужичка заставил веснушчатое, испачканное в пыли лицо мальчугана недовольно скривиться. Пацан что‑то буркнул в ответ и вскоре снова исчез под брезентом. Я отвела взгляд в сторону. К каравану приближался здоровяк в боевой броне из кожи и металла, закреплённой поверх старой одежды. Судя по всему, это был наёмник. Мужчина не спеша подходил к повозке караванщиков, насвистывая какую‑то незнакомую мне мелодию. В такт своей музыке он постукивал пальцами по автомату, что висел у него на груди на старом ремне.

Большего я заметить не успела. Меня отвлекли.

– Эй, детка‑конфетка, ты это куда собралась? – проговорил голос у меня над ухом.

Мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть хмурое обветренное лицо караульного, что стоял у калитки. Караульный, рослый, весьма крепкий мужчина, выглядел довольно сурово. Он пристально вглядывался в моё лицо.

– Добрый вечер, – пробормотала я, скользнув взглядом по тяжёлой руке привратника, поддерживающей ремень с автоматом Калашникова. – Я бы хотела пройти в город.

Меня подёргивало от колкой нервозности. Но чего тут удивительного? В конце концов, если я сейчас не попаду в Тверской, то мне придется всю ночь сидеть под стенами города рядом с тем стариком, звенящим монетами, и ждать Вебера.

– Все бы хотели.

Мужчина усталым взглядом провожал отбывающий караван. Я же молчала, мучаясь от нахлынувшего отчаяния: ну что мне ему сказать‑то?

– Пожалуйста, мне очень надо попасть в город, – заныла я. – Я не собираюсь никому причинять вред… Прошу вас!

Караульный усмехнулся. Качая головой, он смерил меня внимательным взглядом. По его кривой ухмылке я догадалась, что он не воспринимает меня как угрозу. Напротив, его скорее веселил мой вид. Ну да, многих веселил, не сомневаюсь в этом. И пусть, конечно, лицо караульного было суровым, в его взгляде я всё же заметила тёплый огонёк.

– Знаешь, сколько вас тут таких ходит? – пробормотал мужчина. – А мне за всех отвечать.

Мой тяжелый вздох утонул в холодном свисте ветра. Я опустила глаза. Сил совсем не было, я еле‑еле держалась на ногах.

– М‑да‑а, – протянул мужчина, снова окинув меня взглядом. – Даже как‑то неудобно посылать тебя куда подальше, уж очень видок у тебя несчастный.

Услышав его слова, я едва утаила ликующую улыбку. Всё‑таки может ещё в моём сердце теплиться надежда на ночлег за стенами Тверского!..

– Буду вам очень благодарна, если… – начала было я, но не успела договорить.

Мужчина сделал короткую затяжку, сжав окурок в грязных пальцах. Он выпустил серый дым через нос и поцокал языком.

– Впущу я тебя, не переживай. – Он усмехнулся, обнажая неровные пожелтевшие зубы. – У нас быстро отогреешься.

– Спасибо вам большое.

Я не сдержала улыбки. Караульный ничего не сказал, выкинул окурок, сверкнувший в темени рыжим огоньком, и тяжело вздохнул.

– Но как бы там ни было, я обязан проверить тебя, – буркнул мужчина, почесав подбородок.

Он въедливо смотрел на меня, пока я растерянно переминалась с ноги на ногу. Опять двадцать пять. Ну, теперь‑то что ещё?

– И в чём заключается проверка? – пожав плечами, спросила я.

– Вытяни руки.

На несколько секунд я тупо застыла на месте, не понимая, зачем мне сейчас вытягивать руки. Я попыталась подавить быстро нашедший на меня приступ удушающего волнения. Вообще‑то я рассчитывала, что караульный захочет осмотреть мой рюкзак на предмет чего‑нибудь опасного, но, как оказалось, ошиблась…

– Ну? – рявкнул караульный.

Я резко вскинула руки, вытянув их перед собой. Ослабевшие пальцы подрагивали и казались белыми в ночной темени. Некоторое время мужчина молча смотрел на кисти моих рук.

– Хорошо, – отозвался он, а я нахмурилась. И что это было?

– Жетоны‑то хоть есть у тебя? – спросил часовой, насупившись.

– Э… – опешила я, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. – Жетоны?..

Мужчина на секунду закатил глаза.

– Ты что? Из‑под камня вылезла? Метрошные жетоны, – прохрипел он, но сразу же отмахнулся. – Ясно. Денег у тебя нет.

– А, – почесав висок, рассеяно отозвалась я. – Нет, денег нет…

Я почувствовала себя круглой идиоткой. Как можно было забыть, что уже двадцать один год деньгами на мёртвых землях считались жетоны Московского метрополитена. Ну, Маша!..

– Тогда так, – сказал часовой, указав большим пальцем себе за спину. Он вдруг сощурился, скользнув взглядом по пластырю на моей шее. – Хм. Когда окажешься за воротами, иди по основной улице через весь город, до самого конца. Там будет приют. «Уголок у очага» называется. Короче, местный бомжатник. Приют бесплатный только для наших бездомных, но только что прибывшим нуждающимся они дают койку на одну ночь, могут со скрипом даже на две дать, правда, только если места есть. Там они тебе и жрачку бесплатную дадут, если лишняя есть у них. – Караульный едва заметно пожал крепкими плечами. – В городе есть врач, торговцы, если надо. Мартина из приюта подскажет тебе, что и где. По поводу денег… то есть жетонов. Мой тебе совет: поутру продай всё, что сможешь продать в местных магазинах. Без жетонов тебе придется туго.

– Поняла, – пролепетала я, пытаясь осознать, отложилось ли в моей голове хоть что‑нибудь из услышанного в эту минуту. – Благодарю за помощь…

Взгляд караульного вдруг похолодел.

– И главное, деточка, я тебе очень не советую близко подходить к Майорану и его клубу. Лучше вообще обходи стороной западную часть города. – Мужчина коротко кивнул в сторону ворот. – А теперь всё. Бывай.

Не медля больше, я подошла к маленькой калитке, с правого края врезанной в городские ворота. Обернувшись, я кинула взгляд на отдыхающий под покровом ночи лес, затем схватилась за ржавую ручку и толкнула дверь.

***

Оказавшись в Тверском, я тут же попала в его плен: в плен необыкновенного и неизведанного мной уголка целого мира, живущего своей жизнью. Тверской был первым маленьким городом‑миром, в котором я побывала после всех лет, проведенных в стенах Адвеги.

Я шла по широкой улице, по дороге, кое‑как присыпанной щебенкой. Город был наполнен запахами мокрых псин, стоковых вод, металла, гнили. Иногда откуда‑то веяло сухой травой, плесенью и жареным мясом. От запаха еды меня немного шатало: уж слишком давно я ничего не ела. А сколько огней сверкало перед глазами: окна, старые лампы, фонарики…

Район старых бараков и самодельных построек, куда я направлялась, начинался ближе к городским окраинам, где у самых стен были распаханы небольшие поля‑огороды, и где, верно, давно сильно разрослись маленькие рощицы и дикие сады.

Паутины узких и широких улиц растянулась среди богатых коттеджей довоенной эпохи и советских пятиэтажек из серого кирпича. Среди них взгляду встречались