Черный Лотос. Воскрешенный любовью - Иман Кальби

– Одно другому не мешает!– продолжал гнуть свою линию Фаиз, а я слушала сокрушенно и шокированно. Меня для этих мужчин словно бы не существовало. Он делили меня, как вещь. Делили не просто для утех. Один хотел развлекаться со мной при живой жене, а другой… намекал на то, что меня нужно устранить…

Фаиз подошел слишком близко к отцу. На расстояние, не почтительное для разговора старшего с младшим, согласно местным традицим. Это обескураживало. Можно было представить, какая ярость клокотала в молодом бедуине. Ярость желания обладания…

– Что нужно для того, чтобы ты отдал ее мне? Чтобы вы оставили ее в покое?

– Согласишься отрезать ей язык?– усмехнулся Абу Ильяс.

Двое других арабов цинично засмеялись.

– Я сомневаюсь в этом, умри (егип.-мой драгоценный),– поверь мне, женщина для утех без языка сильно утратит в цене в твоей постели… Найди другую. Разве мало русских шармут (егип.– проституток) вокруг? Достаточно поехать на один из курортов Красного моря или в окрестности атомной стройки на Сахеле (прим. – север страны, прибрежный район Средиземноморья)…

Отчаяние затопляло меня.

Гнев сменился на настоящий страх. Природный…

Черт дернул меня играть параллельную игру…

Если бы я только не проявила глупость и не вышла из номера к Фаизу…

Да я бы вообще не брала эту чертову флешку! А дело, оказывается, вовсе и не в ней… Вот же я дура! Я ведь перепроверяла. Эти документы не имели никакого грифа секретности. Просто изыскания. Просто амбиция воодушевленного археолога, которую Фаиз бы помог мне реализовать чуть быстрее, чем официально…

Мужчины встали и проследовали к выходу.

Абу Ильяс бросил на меня свой фирменный нечитаемый взгляд.

– Отдыхай, баннута…– произнес повелительно и был таков.

Последним из хибары выходил Фаиз.

– Я приду за тобой,– сказал он сипло и был таков.

Только когда ветхая дверца хлопнула и я снова осталась один на один с собой в этом Аллахом забытом месте, на глазах проступили слезы.... Мамочка, куда я попала? Мне нужно срочно отсюда бежать…

Глава 19

Ночь наваливается на меня невыносимой тяжестью неизвестности и отчаяния.

Теперь уже реально страшно и понятно, что ничего хорошего впереди не будет.

Мои руки связаны.

Я буквально утоплена в мотках какой-то мягкой ветоши, в которую меня свалили, как мешок с картошкой.

Этим закончилась моя нелепая попытка бегства из этого хлюпкого домишки, на поверку оказавшегося в эпицентре гадюшника.

Щека до сих пор болит от хлесткой пощечины Фейруз, которая накинулась на меня в тот момент, когда во дворе, уже в шаге от свободы, меня схватили люди.

– Русская шармута! Тебе сказали быть покорной!– шипела она своим беззубым ртом,– обратно ее! Живо! Я говорила Абу Ильясу, что ее нужно продать берберам для утех контрабандистов!

А старушка- то не так невинна…

Я лежала в полном мраке, обездвиженная и деморализованная- и вспоминала про Черного как про далеко не самое темное пятно своей жизни…

На худой конец, быть любовницей бандита не так ужасно, как шлюхой в борделе контрабандистов со всей Африки…

Если бы мне только добыть связь… Если бы только попытаться выйти на цивилизацию и разорвать эту порочную круговую поруку…

Рассвет приближался. Я поняла это по тому, как усилилась в своих красках ночь… Перед зарождением дня страшнее всего…

Что будет? Как преодолеть это, как пережить?

С наступлением дня в моей жизни не будет просвета, как ни надейся…

Снова шум моторов и крики людей.

Снова паника с легкой толикой надежды, что… все это окажется ошибкой или меня спасут…

Когда дверь с силой распахнулась и внутрь вломились несколько мужиков с закрытыми красно-белыми арафатками лицами, я поняла, что все еще хуже, чем я думала…

Ко мне подлетела Фейруз с еще какой-то теткой- резво поставили на ноги, чтобы потому тут же заставить встать на колени…

Следующий кадр- моего лица касаются мужские шершавые пальцы.

Поднимаю глаза наверх. Сердце ухает.

Отец Фаиза…

И что-то подсказывает мне, что он тут не для того, чтобы забрать в свой дом новоявленную невесту сына…

– Непокорная… Строптивая… Слишком умная…– бормочет он, недобро усмехаясь,– я не позволю тебе отравить плоть моего сына, русская шлюха…

– Отпустите меня… Пожалуйста… Мне не нужен ваш сын. У меня есть мужчина… Я уеду…

– С чего ты решила, что нужна своему мужчине после того, как побывала тут? Он уехал- спешу тебя обрадовать. Мои люди сообщили, что вчера самолет Черного улетел из Египта… И он на борту. С какой-то женщиной. Видимо, снял в том же отеле. Недолго горевал по такой ненужной шармуте, как ты…

Внутри все обрывается. Последняя ниточка рвется…

– У меня есть мама… отчим… Они важные люди на атомной стройке…

– И потому мне вдвое невыгодно, чтобы ты выбралась отсюда и болтала своим длинным языком,– снова усмехается он,– я нашел для тебя гораздо более выгодное мне и полезное для тебя применение, Александра…

Я нервно сглотнула.

Ничего хорошего его слова не сулили.

– Тебя выставят на торги и продадут, Гамиля… По мне в тебе нет ничего привлекательного- кожа да кости, еще и брюнетка. Была бы ты сочная блондинка, я бы оставил тебя себе для развлечения, а так… Может быть и найдется какой-то такой же глупец среди молодых, как мой сын, потерявший из-за тебя покой… Если нет, пойдешь в бордель в Себху – они традиционно гостеприимны ко всем, кто гонит товары через их территорию. И да, для того «формата гостеприимства», который нужен, ты сгодишься. Только знай- будешь много болтать- тебе вырвут язык, а попытаешься бежать- отрежут ноги. И это не шутка. Так там всегда поступают со строптивыми рабынями! По сути, они будут отрезать тебе все, что можно, кроме одного органа. А его жизнеспособность возможна даже тогда, когда отрезано все остальное кроме туловища и головы…

Его гадкий смех еще долго звучал у меня в голове.

Еще никогда земля Египта не была ко мне так враждебна…

Глава 20

Песок был повсюду. Он скрипел под босыми ступнями, забивался в волосы, в рот, в глаза. Сухой ветер пустыни рвал на куски остатки влаги в теле, обжигал кожу, словно невидимая плеть. Солнце клонилось к закату, но даже его уход не приносил прохлады – только тьму и страх. Унылая, бессмысленная серо-желтая пустота до горизонта. Как море, только мертвое. Каждое его дыхание – тяжелое, жгучее – словно пыталось выжечь легкие изнутри. Пустыня не просто была здесь – она