Черный Лотос. Воскрешенный любовью - Иман Кальби

Дальше я услышала отборный русский мат…

– Идиотка! Почему ты не сказала, что девственна?!– столько шока, неверия в голосе… И эйфории…

Да, черт возьми. Вопреки всему там была эйфория и торжество…

Инстинкты женщины заставили меня поймать его взгляд даже в моем шоковом состоянии…

Да… Он смотрел на меня с триумфом, восторгом и торжеством первого мужчины…

Руки, мгновение назад напоминающие жесткие путы, ослабли.

Они стали нежными и ласкающими.

А я, напротив, не смогла больше сдерживать рыданий.

Они рвались из меня освободительным катарсисом, с которым выходил стресс от всего пережитого за сутки…

Меня трясло, а он обнимал и что-то шептал на арабском, но я даже не могла разобрать…

Мы сидели на полу, в пыли и песке, посреди края света, на глазах у давно забытых богов, которые никуда не делись, а просто затаились в этой недвижимой пустыне…

– Глупышка моя…– шептал он,– я бы обрушил этот мир, если бы тебя потерял…

Это было больно.

Это не было любовью.

Одержимостью- определенно.

Ядом Черного Лотоса- совершенно точно.

И конечно же, далеко не освобождением…

Фейруз была права…

Наверное, лучше было бы сгинуть в песках, в бесчестии и забвении, чем сейчас в его объятиях…

Они уничтожат меня.

Почему-то здесь и сейчас, во мраке ночи пустыни, у развалин древних сооружений, сожранных песками цивилизаций, я понимала, что это в нашей с ним судьбе предначертано древними богами…

Глава 22

Внутри меня ярость, пустота и сожаление. Сложный коктейль, противоречивый. Наверное, я должен радоваться, что наконец, испытываю такие живые, вкусные эмоции спустя столько лет.

Только это не к месту. Не время сейчас. Досадно это признавать, но Александра появилась во всех смыслах не в то время и не при тех обстоятельствах.

И в то же время, я не могу не смотреть в бескрайнюю пустоту пустыни, которая так меня наполняет, и благодарить ее за то, что она дала мне ее. Что она дала мне ее несорванным цветком.

Алекса невинна. Эта мысль набатом эйфории и адреналина стучит по вискам, сметая всю мою ярость и ревность. Ревность к ветру, солнцу, воздуху… Потому что эта женщина должна принадлежать мне.

Это сложнее, чем тупое понимание брака такими, как Немезов и его кукла-жена. Это то, что могут понять лишь помазанные Востоком, пустившие по своим венам жар огня песков… Мактуб. Написано. Скрижалями судьбы. Картушами с древнеегипетскими символами, которые смогли разгадать благодаря Розеттскому камню.

Написано кровью, которую она оставила, дав мне в нее войти там, на руинах священного Крокодилополя, сожранного временем, песком и забвением.

Я смотрел на ее хрупкую фигурку, свернувшуюся клубком на белых сатиновых простынях отеля – и сердце давало сбой.

Она волнует меня. Мне по-животному не терпится снова ощутить, как в ее красивом, гибком хрупком тельце замирает дыхание предвкушения или даже страха. Страх- неизбежный спутник возбуждения женщины. Женщина должна бояться мужчину. Потому что тогда она покоряется. А потом испытывает удовольствие, понимая, что покоривший не хочет убивать… Он хочет давать удовольствие, он хочет возносить… В ее слабости и покорности ее награда…

Эту нехитрую мудрость объяснили мне африканцы и арабы, среди которых прошла большая часть моей жизни. Оказавшись здесь в составе частной военной организации сразу после армии, совсем зеленым, я и думать не думал, что так проросту в эти места корнями.

Здесь я познавал мудрость жизни, здесь я обжигался, возвышался и падал, здесь я познавал самый черный порок и… самую высокую, жертвенную любовь…

Моя судьба смешна и нелепа. Так говорю себе я, всякий раз вспоминая предсказания старой колдунью в забытом богом оазисе Бахария на стыке белой и черных пустынь, частей великой Сахары. Много лет назад, зеленым юнцом, мы попали там в засаду, воюя с очередными радикальными исламистами на страже покоев государства.

Мы зашли в ее ветхую лачугу случайно, в поисках воды, которая была на исходе. В оазисах всегда были колодцы, а нам предстоял долгий переход на юг, вплоть до суданской границы.

Она выцепила меня глазами сразу. Словно бы других ребят и не было. Посмотрела, улыбнулась своим беззубым ртом… Темная женщина. Словно бы поцелованная мраком. Ее глаза были бездонными. По телу побежал озноб, словно бы я ребенок в темной комнате с кучей иллюзорных монстров. Наверное, только в детстве я так и боялся, потом страх попросту вытравился из моей крови…

– Вы все тут просто случайные путники, которым я дам воду, ибо это велит закон великой пустыни. Не откажи тому, кто страждет. Вода и два финика- кодекс чести в пустыне. Но ты, черноокий, ты отопьешь из отдельного стакана…

Мы переглянулись с ребятами. Что вещала эта полоумная?

Несколько парней в моей команде, совсем зеленых и потому пока очень нервных, напряглись и взялись за оружие… Провокация? Отравить хочет? Запугать?

Я кивком головы дал им понять, чтобы не кипишевали.

Просто старуха, сошедшая с ума от жары и одиночества.

Она не может мне быть опасной, даже если даст яд.

Когда ты взваливаешь на себя такую работу, как взвалил я, тебя не пугает ни яд, ни лихорадки, не редкие болезни. Мы привиты от всего, от чего только можно, в аптечке первой помощи- самый важные жизненные антидоты. Не помру. А все остальное покроет страховка, как никак…

Я подошел к ее столу по кивку.

Взял из дрожащих скукоженных рук глиняную чашку…

Пока пил до дна, даже не представляя, что вода может быть такой холодной и вкусной, она смотрела и причмокивала.

– Пустыня поцеловала тебя, черноокий. Она выбрала тебя в свои спутники, и как бы ты ни сопротивлялся, она будет находить тебя снова и снова… Все, что у тебя будет, даст тебе пустыня. Пустыня же и заберет, если ты будешь к ней неуважителен. Женщина… Твоя женщина тоже будет тебя ждать в пустыне. Странный парадокс, насмешка богов. Это будет чужачка… Она придет оттуда же, откуда и ты- с холодного севера… Но судьба сведет вас в пустыне… Она либо спасет тебя, либо погубит… Прости, но скорее второе. Ты обречен на несчастную любовь. Осирис, чье тело будет разорвано на множество частей. Соберет ли она их воедино, подобно Исиде?

Тогда мы просто посмеялись над словами старухи, стоило нам покинуть оазис, пополнив провиант. А спустя несколько лет, когда по долгу службы меня отправили в ливийскую Киренаику, я снова почувствовал тот самый первородный страх, когда судьба свела меня с