Воля владыки. В твоем сердце - Рия Радовская

Отсюда как раз открывался чудесный вид на ту самую статую Духа Пустыни. Изогнутые формы гигантской фигуры в накидке и капюшоне, занесшей над головой что-то вроде обломка дубины, впечатлили бы кого угодно. Асир, наслушавшись красочных рассказов взбешенного Дара, у которого этот «памятник бреду» выпил немало крови, готовился ко многому. Но реальность превзошла все ожидания. Какие-то черви, изгибающиеся у ног изваяния, не то пожирали, но то совокуплялись с абстрактными фигурами, наверное, людей. Или духов? Сам монстр с дубиной, отдаленно напоминавший не то Хранителя, не то спятившего наемного убийцу-переростка, возвышался над этим торжеством безумия как немой укор лично Асиру — владыке, в столице которого посходили с ума люди, в крепости разума которых не было причин сомневаться. Ученые. Законники, толмачи, мастера слова! Потому что здоровому человеку даже в кошмарах не приснится такое.

Но самое интересное, что Асир в самом деле хотел бы выяснить — каким образом старые, тяжелые на подъем, почтенные законники, от которых быстрых решений и разбирательств можно было добиться только владыческой волей, умудрились установить эту Безумную статую за считанные дни! Какой шайтан вцепился им в зад, подстрекая и подгоняя, и скольких ваятелей они озолотили за спешную работу⁈ По-хорошему, за такую самодеятельность стоило всех старых идиотов скопом отправить на покой. Очистить кровь судебной системы, заменив старых безумцев на молодых и ретивых наследников, тех, кто не был уличен в раздувании страха и сумасшествия. Но такие реформы стоило проводить обдуманно, не сгоряча. И, пожалуй, уже после того, как дело Джасима будет закрыто всеми судами Ишвасы. Особенно — высшим. И даже духа его не останется под небом Имхары.

Толпа приветствовала своего владыку, Асир поднял руку в ответном приветствии. Взгляд скользил по лицам, возбужденным, взволнованным, полным любопытства, иногда откровенно мрачным, но можно ли вменить мрачность в вину сейчас? Может быть, у этого булочника или той прачки беспорядки отняли дом или, того хуже, кого-то из близких. И сейчас им больше, чем остальным, тем, кто радуется и кричит «слава», нужна поддержка.

А вот то подозрительное шевеление в переулке — похоже, работа людей Фаиза. Удобное место для убийцы. Асир жестко усмехнулся, и тут же напряглась Лин, сказала чуть слышно:

— Слева, третья крыша. Одного взяли.

Она, оказывается, тоже не забывала отслеживать происходящее. А на крыше стражники Вагана вязали стрелка.

— Два, — поправил Асир. — Посмотрим, будут ли еще.

Оставленный оцеплением узкий проход между людьми упирался прямиком в безумную статую. Она, как Дар и говорил, заняла почти весь помост, с которого оглашались приговоры, а некоторые там же и приводились в исполнение. Аравак нервно загарцевал, словно и ему не нравилась эта монструозная глыбища. Асир осадил его, на мгновение крепче прижав к себе Лин и ощутив, как плотнее сжались на поясе ее руки. И направил коня на статую, на помост с ней рядом, отметив мимоходом, что даже верхом наверняка смотрится ничтожным карликом рядом с этим монстром. Повод привлечь ваятелей за принижение законной власти.

— Народ Им-Рока! — заговорил Асир, удерживая Аравака на месте. Громко, но не стараясь перекричать нестройный гул над площадью. Для начала стоило понять, готовы ли его слушать без вмешательства охраны, без окриков и тычков стражи. Гул стих не сразу, но разве можно ждать тишины от такой толпы, далеко не все в которой жаждут слушать голос своего владыки? — Сегодня я обращаюсь к вам не только как владыка и повелитель, но и как один из вас! Им-Рок — наш дом. Я, как и многие, родился и вырос здесь, в самом сердце алой пустыни. А тот, кто прожил в Имхаре всю жизнь, знает, что пустыня не прощает ни трусости, ни предательства!

Гул из нестройного медленно, неуверенно, но все же перерастал в одобрительный. Асир отчетливо видел напряженные лица ближайших стражников. Шевеление по краям площади, где Сардар, кажется, спешно выстраивал новый ряд оцепления.

— Сегодня я хочу спросить вас: сколько талетинов мы пережили вместе? И был ли хоть один, что оставил вас здесь, в Им-Роке, без крова и поддержки дворца?

Голос креп, усиливался с каждым мгновением. Асир выхватывал из толпы взгляды — от удивленных до напуганных — и чувствовал, как меняется, подстраиваясь, его собственный запах. Желание успокоить, дать уверенность, защитить тех, кто нуждается в защите, снова крепло и ширилось, а ведь он уже успел забыть, как это бывает, когда ты говоришь со своим народом, который поддержал тебя когда-то и надеется на тебя сейчас.

— Талетин — проклятие Имхары, но этот ветер каждому из вас, как и мне, пел свои ядовитые песни с колыбели. Так спросите себя — почему именно последний, длившийся всего несколько дней, натворил столько бед? Спросите себя, кого мы должны благодарить за разгромы и пожары на улицах, за безумие страха, помутившее наш рассудок? За это чудовище посреди площади правосудия? — он указал на статую и уловил яркую, насыщенную волну негодования: безумная статуя, похоже, мало кому нравилась. — Кто проник за стены нашей столицы под видом обездоленных талетином? Кто посеял ядовитые семена сомнений и ненависти в наших сердцах? Яд проклятия Ихмары ничто по сравнению с этим ядом, разъедающим наши души! Враг, что хочет разрушить наш дом изнутри, посмел покуситься на самое дорогое — на нашу веру, на наше единство! На наши священные клятвы!

На площадь опустилась звенящая, напряженная тишина. Люди ждали. Ждали следующих слов своего владыки, завершающих, определяющих. Единственно верных. Тех, которые остановят накрывшее город безумие — здесь и сейчас, немедленно.

— Жители Им-Рока! Я, владыка Имхары, обещаю вам сегодня, как обещал, принимая наследие отца, что не позволю никому, даже тем, кого когда-то считал братьями по крови, разрушить то, что было построено предками! То, что не смогли уничтожить никакие ветра и никакая человеческая подлость! Народ Им-Рока! Мой народ! Я, Асир аль Даниф, буду защищать то, что тебе дорого, до своего последнего вздоха. Веришь ли ты мне? Пойдешь ли со мной?

Несколько мгновений тишины, когда кажется, что мир замер на острие иглы, на краю пропасти… и слитное, оглушающее, восторженное:

— Да-а!

— Мы с тобой, владыка!

— Веди!

Шум ширился и рос, захватывал толпу, объединяя отдельных людей, озабоченных собственными делами, проблемами, потерями — в единое целое, в тот самый народ, к которому и обращался Асир, чью поддержку желал чувствовать.

Все шло правильно. Сейчас нужно было дать людям выплеснуть накопившееся напряжение, дать ощутить эту связующую силу, общность. Асир даже не сомневался, на что выплеснется народный гнев, когда он покинет площадь. До Джасима далеко, его людей отлавливает Фаиз, а вот