Скорпион - Авина Сент-Грейвс

Мы. Я хочу, чтобы мы снова случились.

Я хочу ночей под звёздами, спонтанных приключений и тупых шуток, от которых я буду фыркать, а Матис — кататься по полу со смеху. Я хочу его.

Не как отвлечение, не как способ почувствовать что-то кроме пустоты. Я хочу Матиса сейчас — так же, как хотела до того, как все вокруг меня умерли. Я до сих пор думаю о нём перед сном. До сих пор считаю минуты до встречи.

До того, как начала на него работать, я видела Матиса в каждом мужчине, с которым ходила на бесперспективные свидания.

Каждый раз, встречая кого-то, кто теоретически мог бы стать спутником жизни, я задавала себе один вопрос:

Готова ли я ради него рискнуть всем?

Ответ всегда был «нет».

Но в четырнадцать я готова была навлечь на себя гнев родителей ради Матиса. В восемнадцать — принять риск, что он может меня бросить. Можно было бы списать это на юношескую наивность, но несколько лет назад, думая о нём, я снова задала себе тот же вопрос.

И ответ всё ещё был да.

Так же, как и для Гаи, и для Ти-Джея.

А теперь я каждый день рискую ради него жизнью. Тюрьмой. Смертью. Рассудком — ведь одно неверное движение может сломать меня.

Но я всё ещё здесь.

Я делаю глубокий вдох и прицеливаюсь. Сложно учитывать температуру, когда кажется, будто я горю. Пальцы Матиса скользят под одеждой, касаясь обнажённой спины. Я закрываю глаза, растворяясь в этом ощущении.

Как давно чьё-то прикосновение не причиняло боли?

Я нажимаю на спуск. Вряд ли кто-то из нас знает, попала ли я хоть куда-то рядом с мишенью. Но мне уже всё равно.

Единственное, что имеет значение, — это его руки на мне. И то, как от этого простого касания я закрываю глаза, будто пытаясь навсегда врезать этот момент в память.

— Близко, — бормочет Матис прямо в ухо, и его губы едва касаются моей кожи.

Я закусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь выровнять прицел — на этот раз прилагая больше усилий. Но его прикосновения превращают мою концентрацию в пыль. Когда его пальцы скользят под пояс моих леггинсов, я спускаю курок. Мне уже плевать, попала ли я в манекен или в живого человека.

Грудь Матиса вибрирует от смеха, прижатая к моему плечу, а его ладонь очерчивает линию талии, едва касаясь края белья. Я сжимаю бёдра, пытаясь заглушить нарастающее напряжение между ног. Я должна оттолкнуть его. Но не могу — потому что чувствовать себя желанной — самый сильный наркотик, который я когда-либо пробовала.

Я умею прятаться на виду и не шевелиться под пулями. Меня учили молчать под пытками. Но никто не учил меня сдерживаться, когда всё тело дрожит от чужого прикосновения.

— Тебе просто нужно сосредоточиться, — он размышляет вслух, а его вторая рука скользит вдоль моего бока, пока я не чувствую, как его пальцы оказываются в волосе от касания груди.

— Ты прекрасно знаешь, что делаешь, — хриплю я, не отрываясь от прицела.

— Я помогаю, — он притворно невинен. — Разве тебя не учили сохранять неподвижность даже под атакой? Покажи, на что способна.

Его губы — мягкие, тёплые — касаются моей щеки, и я сжимаю зубы, чтобы не повернуться и не поймать их своими. Интересно, он всё ещё целуется так же нежно, как раньше? Или жизнь закалила его в сталь? Стал ли он за эти годы более властным? Требующим, жадным?

Я не узнаю. Потому что поцелуй сейчас будет равен согласию — а я не уверена, что готова к этому.

— Покажи мне, почему ты — один из лучших снайперов в мире.

Его пальцы проникают под ткань, и вот уже вся ладонь прижата к моему низу живота. Бёдра предательски раздвигаются сами, и я внутренне корю себя за эту нуждаемость. Но, Боже, я не могу с собой ничего поделать. Я и не подозревала, как сильно мне не хватало этой близости.

— Следи за стойкой, Залак.

Чёрт.

Я резко вдыхаю, пытаясь разрушить чары, которыми он меня опутывает, но как бороться с тем, что его пальцы опускаются ниже с каждым ударом сердца? В ушах звон, а тело дрожит — наконец-то его руки снова на мне.

Мои бёдра дрожат, когда он касается клитора, и желание разливается между ног, пропитывая тонкую ткань трусиков.

— Ты вздрогнула. — Он цокает языком. — Ты можешь лучше.

Бесполезно пытаюсь вспомнить расчёты для выстрела. Изменилось ли направление ветра? Стих?

Следующее прикосновение его пальцев заставляет меня прислонить голову к винтовке. Ничто не могло подготовить меня к этому. Удовольствие вспыхивает в каждом уголке тела, и тихий стон вырывается из глубины горла.

— Тсс, — шепчет Матис, мучая меня медленными, точными кругами, будто помнит, как мне нравится. — Ты же не хочешь выдать наше местоположение, да?

Кажется, я убью его.

— Что-то не так? — дразнит он, пока я изо всех сил стараюсь не двигаться.

Громкий выстрел раздаётся при нажатии на курок. Когда я вздрагиваю, это не от отдачи, а от его пальца, который проникает внутрь.

Боже, черт возьми, так давно никто не прикасался ко мне там. Если у меня и была надежда остановить это раньше, теперь её нет.

Ох, он входит в меня мучительно медленно. Я зажмуриваюсь и стону, выгибаясь, чтобы принять его глубже.

— Тебе не стоит так отвлекаться с огнестрельным оружием, дорогая. Ты знаешь, как это опасно?

Я сжимаюсь вокруг его пальца, глаза непроизвольно открываются, и я вцепляюсь в винтовку, чтобы не начать двигаться на его руку. Мне вообще нельзя быть рядом с оружием — мой мозг полностью оторван от реальности. Кто-то может пройти мимо, и мне, кажется, сейчас всё равно. Чёрт, я даже не уверена, что расстроюсь, если случайно кого-то подстрелю.

Но что-то заставляет меня замереть, и, раз уж эта мысль засела, я не могу от неё избавиться.

В моей голове кружится ещё одна тревожная мысль: я хочу, чтобы он трахнул меня.

Мне нужно забыть, как пишется моё собственное имя. Мне нужно, чтобы он заставил меня замолчать от того, как тщательно он меня трахает. Его пальцев недостаточно. Между нами слишком много слоёв, и мне становится труднее оставаться на месте, чем стонать его имя.

Но мой самоконтроль всё равно на пределе.

Я разберусь с последствиями позже. А сейчас мы просто два человека.

Я прижимаюсь к нему бёдрами, нуждаясь