Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

для него события. Альфа дёргался, протягивал руки, пытаясь схватить ускользающий образ хозяина сознания. А рядом шла целая череда размытых образов полуголых мужиков разного возраста. Образы наслаивались друг на друга, шевелились, плыли, мелькнуло толстое лицо и сразу за ним проявилась здоровенная альфовская елда с оттянутой назад крайней плотью… Ф-фу-ух… Да что такое-то? Разогнав неясные образы, я обратил свой взор вниз. Там, внизу, где-то подо мной, скорчившись между стопок листков памяти, пождав колени к груди и обхватив себя за плечи, лежал на боку тощий голый омежка. Образ Адельки, как его изнутри видит его же сознание…

И действительно, вспомнил я, когда он нам попался, он ведь на грани был. Хотел умереть… В тринадцать-то лет! Хотя-я… Подросток, психика нестабильна. Они часто склонны к суициду…

Я разом решил разрубить этот гордиев узел — опыт путешествий по сознаниям омег давал возможность предсказать последствия своих действий и надеяться на положительный результат.

Представив себя ярким тёплым шаром солнца, я разогнал мутную хмарь с летающими рожами и членами и поддёрнул к себе тщедушное тельце Адельки.

— Я! Я твой оме! Не бойся, малыш! — транслировал я.

Аделька, задрав голову, неверяще смотрел прямо в шар тепла. Несмело протянул руки, и вдруг прижался щекой к густому мягкому меху (пришлось срочно моделировать нежнейшую песцовую шкурку!). Тёплый шар рос-рос и скоро совсем охватил всего Адельку целиком, отогревая его личность. А я внимательнее присмотревшись к подопытному, заметил вдруг, что в его лобок, чуть выше сжавшегося членика (по другому это не назвать) вцепилась отвратительная болотно-зелёная тварь. Тварь время от времени шевелила мощными челюстями и глубже забуривалась в податливую бледную кожу. А вот и кольповагинит!

Схватив тварь за загривок я безжалостно потянул её на себя (мне он по любому не грозит — обосноваться не на чем). Она попыталась зарыться глубже, завертелась, влажная вонючая кожа начала выскальзывать из моих виртуальных рук. Лицо Адельки исказилось от боли…

Я остановился…

Ребёнка жалко… Но, вспомнив, как пластал разных тут, решил действовать до конца — Адельку надо избавить от такого поганого подселенца. Мысленно сформировал гигантские щипцы, ухватил ими тварь и, поворачивая по часовой стрелке, потянул на себя. Царапая кожу омеги, тварь засучила когтистыми лапами и попыталась заглубиться в живот Адельки. Тот начал корчиться от боли. Терпи, хороший мой, терпи… Сейчас всё кончится… вот уже… пош-шла, пошла паскуда. Повернув щипцы сильнее, я почувствовал, как что-то внутри твари хрустнуло, она забилась сильнее и растягивая кровавую слюну зубастая пасть показалась на поверхностью живота… Есть! Готово! Отшвырнув мерзкое существо я представил, как давлю его ногой и тварь, брызнув ещё сильнее завонявшими (хотя куда уж больше-то!) внутренностями, расплющилась. Рана на лобке Адельки не кровила — да и трудно течь виртуальной крови, тем более, когда непосредственные участники сего действа категорически не желают этого — хозяин сознания и я — его бесцеремонный гость. Я махнул рукой, представляя как шью рану. Края кожи сошлись, но гладкой она почему-то так и не стала — уродливый шрам остался. Херург, блин! Именно хèрург! От слова хер…

Оглядевшись, я по давно сложившейся программе действий вызывал из собственного сознания том русского языка и аккуратно примостил его между кучек листков памяти Адельки. Из окружающей мглы навытягивал ассоциативных связей, отпутал ими фундаментальную книгу (интересно — том русского языка в каждом из посещённых мной сознаний выглядит по разному). Ну всё! Моя работа окончена. А рана на лобке омеги… Что ж… видимо, так его сознание интерпретирует перенесённое и не до конца вылеченное заболевание. Не боись, Аделька, мы тебя вылечим… Всё будет путём. Всё.

Растормошив пригревшегося на моих коленях мальчишку, я попробовал заговорить с ним по-русски:

— Ну как?

— С-с-што, оме? — ответил он мне тоже по-русски.

Ничего, приживётся.

— Всё, Аделька, теперь ты можешь говорить с Сиджи и Ютом и никто вас не поймёт, — разъяснил я, осторожно дотрагиваясь пальцем до носика омеги, — Понял?

— Д-да, оме, понял.

Ну вот — дело сделано. Теперь можно спокойно материться и меня поймут так, как нужно. Х-хе… Шучу…

* * *

А весна всё шире и шире разворачивалась, вступала в свои права. И вот уже под лёгким тёплым ветерком стал слышен шелест листьев. Тени, перебегавшие по прошлогодним палым листьям стали совсем густыми. А в нашем зимовье, столь доблестно укрывшим нас от суровой местной зимы заныли, застонали комары — гнусное порождение гнилостного дыхания болотных демонов. Мучили они нас ужасно, а Венику доставалось больше всех — сладкая кровь младенца привлекала тварей. Я смотался в город, проверил наши заказы, навестил теперь уже оме Сиджи и оме Юта с Аделькой и с трудом разыскал на заметно поскудневшем весеннем базаре отрез кисеи на дверь — в доме становилось слишком тепло и днём её приходилось открывать настежь.

А потом мне пришла в голову мысль — ведь и дальше в лесу будет полно комаров, а пойдём прямо через их логово. Значит, кисеи надо взять больше. Я выкупил весь невеликий рулон почти не торгуясь.

Кожаные одежки для всех путешественников, наконец, были пошиты и примерены. По моему заказу был изготовлен шатёр для всех нас и я, притащив в овраг, собрал его на площадке рядом с лабазом. Конструкция, где-то два с половиной на два с половиной и высотой около двух метров, с кожаной крышей и парусиновыми стенками, одна из которых, торцевая, могла раскрываться и застёгивалась на деревянные чурочки. Кроме того, все парусиновые стены с помощью застёжек соединялись между собой и при желании можно было расстегнуть одну из стен (или вообще все) и подвернуть её вверх. По низу края парусины были подшиты широкой, в пядь, полосой кожи, на случай прикапывания её в грунт. Крепилась вся конструкция на толстых, сантиметров 8, гладких жердях, соединявшихся между собой через отверстия железными пальцами-штифтами, которые были привязаны к тем же жердям на верёвочках — во избежание потери. Четыре жерди втыкались по углам. Обвязка из них же поверху, по две стропилинки с каждого торца, соединявшиеся коньковой жердью. Сверху на этот каркас накидывается шатёр, четыре растяжки по углам и, вуаля, переносной дом готов. Я сознательно отошёл от всех изысков переносных домов земных туристов — со мной два инвалида и грудной ребёнок, и лазить полусогнувшись в аналоге шестиместной платки меня не привлекало.

Несколько раз собрав и разобрав шатёр сначала руками, а затем телекинезом, я выявил кое-какие недостатки, например, по углам нужны люверсы, для того чтобы к ним привязывать растяжки. Такие же люверсы необходимы понизу, в кожаной полосе,