Шестнадцать - Анна Чиж-Литаш

Холодный ветер больно ударил ее по лицу. Катя замотала головой, прогоняя его прочь. Добежала до ближайшей скамейки, покрытой слоем снега, и рухнула на нее. Достав из кармана мятую пачку сигарет, закурила. Дым и холод обжигали горло, но она продолжала жадно затягиваться. В руке был зажат лист. Развернув его, снова изучила цены.

Докуривала на бегу, догоняя сонный автобус номер девяносто шесть с картонной вывеской сбоку «Зеленый луг 6 — Ангарская».

— До Шабанов идет? Прямо до кольцевой? — спросила Катя у женщины в рыжей меховой шапке перед тем как запрыгнуть в автобус.

Днем в магазине людей немного. Несколько скучающих женщин прогуливаются между рядами пестрой одежды, заполнившей все вокруг. Обтряхнув ноги от снега, Катя заходит вовнутрь.

— Добрый день, — девушка лет двадцати пяти приветливо улыбается. — Я могу вам помочь?

— Я сама, — буркнула Катя и быстрым шагом направилась к дальним стеллажам с одеждой. Несколько минут делала вид, что внимательно изучает ассортимент. Повесив рубашку на руку, ищет примерочную.

— В конце зала и направо, — подсказывает продавец.

— Отлично, — шепчет она и исчезает из вида.

Скрывшись за шторой, небрежно бросает рубашку на скамейку и открывает рюкзак. Два учебника, тетради, пенал, на самом дне — пакет с одеждой. Катя медленно достает вещи: черные капроновые чулки, кружевной бюстгальтер и стринги.

Отражение: черные густые длинные волосы; бледная мраморная кожа, алые губы и карие глаза. Черный застиранный свитер прячет крепкое тело, темные джинсы подчеркивают длинные ноги и широкие бедра. Катя встает перед зеркалом и стягивает одежду. Оставшись голой, внимательно изучает тело. Проводит рукой по большой груди, ладонью сжимает ягодицы, затем поворачивается спиной, в полразворота разглядывая себя в зеркало. На бедре — темно-синие пятна. Под грудью — небольшая царапина. На ягодицах тоже. Убрав волосы от лица, изучает ярко-синее пятно на шее — синяк не сходит уже неделю.

Девушка прикусывает губу, мысленно проклиная себя за жалость.

— Красивая… вроде, — шепчет она, все ближе наклоняясь к зеркалу. Затем начинает тереть руками тело. До красноты. Алые полосы проявляются мгновенно. Ей больно, но она не останавливается.

Спустя несколько минут успокаивается и начинает одеваться. Сначала белье, потом достает из сумки резиновые перчатки и аккуратно натягивает чулки — дорогие. Нервная улыбка касается ее губ, когда смотрит на отражение в зеркале.

— Красивая.

Пять часов вечера. Быстро натягивает джинсы, свитер, зашнуровывает ботинки. Достает из рюкзака косметичку, ловкими движениями красит ресницы и пудрит лицо, замазывая подростковые прыщи и черные точки. Расческа бежит по черным сбившимся локонам.

Катя выходит из примерочной, направляясь к стойке с продавцом, за которой стоит улыбающаяся девушка.

— Не подошла, — Катя бросает рубашку на стол и выходит из магазина. Она прячет лицо от снега и ветра: боится испортить макияж.

Пустая остановка. Маршрутка. Поднятая рука.

— Вы на Могилев?

— Да.

— Я сойду через пятнадцать минут.

— Где именно? — водитель недовольно стучит по рулю.

— Неважно, — Катя запрыгивает на сиденье рядом. — Просто остановитесь через пятнадцать минут.

Глава 17

— Мам, — Олег стоит на коленях возле кровати и трясет ее за руку. Кожа сухая, тонкая, вены паутиной оплетают запястья. — Мама, ты спишь?

Он кладет голову ей на грудь и слушает — дыхание тяжелое, тихое. На лбу выступает испарина, он резко вытирает пот рукавом кофты. Поднявшись с пола, бежит к телефону. Палец не слушается, каждый раз прокручивая не ту цифру.

— Алло, скорая, моей маме плохо. Не знаю я, что с ней, — поворачивается и смотрит на худое тело матери, — дышит тяжело. Жду! Быстрее! — кричит он.

Олег идет на кухню, ищет стакан. Спотыкается — под ногами разбросаны бутылки. На секунду зажмуривает глаза, чтобы успокоиться.

— Батя, вставай! — бьет его ногой по ботинкам, — вставай! Маме плохо!

Отец молчит. Лишь громкий храп нарушает тишину коммуналки. Набрав полный стакан воды, торопится в комнату. Грязные одеяла валяются на полу, рядом с диваном в углу стоят полные мешки мусора вчера родители принесли со свалки. Олег бьет ногой по бутылкам, лежащим на полу, и они закатываются под диван.

— Мама, ты как? — он наливает воду в ладонь, и смачиваю ее лицо, протирает рот. Она не реагирует на прикосновения.

— Мама! Мама! Ну проснись же! — он поднимает ее руку вверх и отпускает — тонкая ветвь безжизненно падает на пол. — Мама! — что есть сил кричит Олег и наклоняется над ней, содрогаясь в рыданиях.

Олег не знал другой жизни. Возможно, она и была, но он не может вернуться к воспоминаниям. Сколько бы не зажмуривал глаза перед сном, пытаясь вспомнить, как гулял с мамой в парке или сидел на шее у отца — темнота. Иногда долго представлял, как они с мамой едят мороженое на скамейке, как она вечерами делает с ним уроки. Папа в это время спешил с работы. Он инженер на заводе. Ровно в восемь вечера он звонил в дверь, и они с мамой бежали к нему навстречу. Потом втроем садились за стол, мама ловко раскладывала еду на тарелки: горячая картошка, котлеты и обязательно тертая морковка, посыпанная сахаром. Олег всегда съедал до последней крошки и просил добавки. После ужина они с папой садились перед телевизором и смотрели новости, в которых он ничего не понимал, но при этом обожал эти мгновения. От папы всегда приятно пахло. Это был микс ароматов: железо, одеколон и пот. Олег утыкался носом ему в руку и лежал, не двигаясь, пока мама не приходила за ним и не уводила в ванную. Перед сном они разговаривали, шептались, пока глаза не начинали слипаться, и маленький Олег гге засыпал на кровати под шелест листвы за окном.

Он никогда не хотел открывать глаза, держал их закрытыми до тех пор, пока веки не начинали болеть, а сильный зуд не заставлял увидеть электрический свет. Сейчас сидел на полу возле грязного дивана, на котором лежало мертвое тело его сорокапятилетней мамы.

— Ты Катю когда в последний раз видела? — Таня стояла перед овальным зеркалом возле раковины в углу класса и причесывала тонкие, как нитки, белые волосы.

— Не помню, — голова Карины лежала на учебнике по геометрии.

— Странно, — хмыкнула Таня, отложив расческу и разукрашивая губы розовым блеском. Она наносила слой за слоем, пытаясь увеличить объем губ. — Как тебе? — она повернулась к подруге и вытянула губы трубочкой. — Это новый. Вчера Рома подарил.

— Будто ты масло ела и забыла рот вытереть, — Карина подняла голову и снова уронила ее на парту.

— Дура, — процедила