Вернуть жену любой ценой - Анна Гранина

становится горьким, хотя я пила его секунду назад. Девушка. Женская консультация. Зачем мне все это? Опять провоцирует или врет? Зачем ей это спустя пять лет? И зачем ей надо было это делать тогда?

– Рада за него, – говорю я, глядя на море.

Она смотрит на меня, ожидая, что я скажу что-то еще, но я молчу.

Маша подбегает, тянет ее за сарафан:

– Мам, пойдем на кавусель!

Света улыбается, берет дочку за руку.

– Ладно, Ада, была рада тебя видеть. Заходи как-нибудь, поболтаем! – Она машет и уходит, а я остаюсь на лавочке, сжимая уже остывший кофе.

Куда заходи? Чего заходи? Подруга нашлась…

Как была дурой, так и осталась.

Я встаю, выбрасываю осточертевший стаканчик в урну и ухожу с набережной.

Что за девушка? Еще и в женской консультации. Или это вчерашняя? Света видела его в обед… Значит, он бросил наши занятия ради нее? Его личная жизнь меня волнует мало, только он сказал, что нам надо сыграть в семью, а сам водит своих баб по врачам у всех на глазах.

Нет уж. Меня это не касается!

Уже у входа в жилой комплекс, где находится квартира Мирона, оступаюсь, неловко попав каблуком в щель между брусчаткой, а когда поднимаю голову, вижу знакомую машину, въезжающую в соседний двор.

Не в тот двор, где ОН живет…

И почему-то иду в этом же направлении. Что-то заставляет меня поспешить. Подгоняет, веля ногам двигаться быстрее.

Наблюдаю, как его авто тормозит у подъезда, как массивная фигура “мужа” обходит машину и открывает переднюю дверь. Как появляется белобрысая макушка, а спустя мгновение… вижу огромный живот, что с особой нежностью эта женщина придерживает, пока Мирон закрывает дверь и несет пакеты.

Пара мгновений и они скрываются в подъезде соседнего дома.

Правды хочу! Надоела ложь и недосказанность! Достаю телефон и набираю его номер. Гудок, еще один и…

Глава 30.

Ада

Какое-то странное и мерзкое чувство дежавю накатывает на меня. Как пять лет назад, когда я шла по коридору офиса и… и что?

Любила? Надеялась? Доверяла? Я же ему всецело и безоговорочно… верила. А сейчас?

Он стал совсем другим, да и я тоже не та наивная девчонка. Между нами строгие договоренности. Но это не отменяет того факта, что я имею право на правду. Сейчас же стойкое ощущение, что меня водят за нос. Что крайне неприятно… нет, даже мерзко. И если мы решили заключить взаимовыгодный договор, то… с его стороны подло скрывать что-то от меня.

У него что будет ребенок? От этой женщины? Или кто она вообще такая? Почему он ей помогает?

– Адочка, ты сегодня поздно, а Мирона еще нет, – заботливый голос домработницы встречает меня в его квартире.

Она вновь наготовила на целую роту и пакует еду по контейнерам.

– Для кого эта еда? – строго, не сводя с нее глаз, задаю вопрос. – Это ведь не для деда Мирона, да?

Домработница жмется, отводя взгляд, и молчит.

– Ада, я… – тихо стучит ложкой и раскладывает паровые котлеты.

Но тут хлопает входная дверь.

– Поговори с Мироном, милая. А меня не впутывайте, – быстро ставит контейнеры в холодильник и, сняв фартук, испаряется из кухни.

Через мгновение входная дверь снова хлопает.

– Куда улетела тетя Вера? Что-то случилось?

Мирон заходит в кухню, берет с тарелки ломоть огурца и кидает в рот.

– Решил все дела? – складываю руки на груди.

– Да, – закидывает перчину, вытирает руки о полотенце и расстегивает манжеты рубашки.

– Ты был так занят, что не смог ответить на звонок?

– Ты звонила? Наверное, телефон в машине оставил. Извини. – как ни в чем не бывало отвечает.

И тут-то меня взрывает.

– Извини? Ты за меня дуру держишь? Я тебя пятнадцать минут назад видела с белобрысой глубоко беременной женщиной. И не одна я, а полгорода видело, как ты с ней ходил по женской консультации.

Он замирает и застегивает манжету назад.

– Это твой ребенок, Мирон?

Вздыхает, смотрит в глаза.

Нет-нет-нет. Пожалуйста. Скажи, что не твой.

– Да, мой.

Меня сплющивает, стягивает, выворачивает и кружит, как в центрифуге. Не оттого, что у него ребенок, а от того, во что он превратился.

– Тебе так нужна моя земля, что ты женился на мне и бросил беременную от тебя женщину ради денег? Ты вообще человек? В тебе что-то человечное осталось?

– А ты не видишь?

– Зачем тебе приемный ребенок, если у тебя будет свой! Или подожди… Ты хочешь сделать мне больнее?

– Нет, Ада, послушай…

– Да куда еще больнее? Пять лет назад…

– Да замолчи ты, послушай.

– Это ты меня послушай. Ты решил на две семьи жить? Как удобно? Устроился! В соседних дворах по семье? Прокатит это для опеки и никто не узнает? Или ты специально это сделал? Чтобы они узнали и мне никто не дал ребенка. А ты будешь радостно у меня на глазах растить своего малыша.

– Твою мать. Ладно. Идем.

Делает шаг ко мне, хватает за руку и тащит к выходу.

– Отпусти! Куда ты меня тянешь? Ненормальный!

– Замолчи. Обувайся.

– Никуда я с тобой не пойду!

– Или ты обуешься, или я тебе босую понесу.

– Куда? К ней? Познакомить хочешь? – упираюсь.

Тогда он берет мои первые попавшиеся балетки и, подхватив на руки, выносит из квартиры.

– Обувайся, – ставит на бетонный пол.

– Больной придурок!

Закрывает на ключ дверь.

– Ты бросил наши занятия ради того, чтобы с ней куда-то съездить! – натягиваю дебильные балетки.

– Замолчи и не верещи на весь дом! – разворачивается и вызывает лифт. – А то так тебя заткну, что пожалеешь.

Спускаемся на лифте на первый этаж. С нами едет еще одна семья. Только они сдерживают, чтобы я не продолжила.

Мирон заталкивает меня словно куклу на переднее сиденье своего авто.

А тут… боже… тут пахнет чужими женскими духами. Да так мерзко и противно, будто я опять на пять лет назад вернулась, в тот злосчастный кабинет!

Выезжаем со двора.

Ну вот, сейчас нас познакомит.

– У тебя теперь несколько жен, как у шейха? – язвлю, но мы сворачиваем не в тот двор, а выезжаем с нашего квартала.

– Яровой, куда ты меня везешь? Убивать? – понимаю, что уже чушь несу,