Жизнь и Месть Чёрной Королевы - Головач

должны именно в этот день устроить хитрую игру с Алисой, Ханной и Клодом. Пусть погоняются за нами. И заодно насладятся последними глотками воздуха и свободы перед своей неизбежной гибелью.

Наша с Себастьяном месть свершится уже очень скоро…

— Хи-хи-хи-хи… Кажется, чьи-то последние желания скоро исполнятся, — раздалось над моей головой знакомое хитрое хихиканье, когда я в один из вечеров сидела в своём рабочем кабинете одна.

— Гробовщик, хоть раз можно обойтись без твоих смешков и шуток? — я закатила глаза, подняв голову на Легендарного Жнеца. — Надоело…

— Нет, нельзя. Такое уж я вредное существо. Злость меня забавляет и заменяет часть шуток, которые вы не могли бы мне предоставить.

— Пф-ф-ф… Ладно, что тебе понадобилось в такое позднее время помимо шуток?

— О-о-о-о, не волнуйся, я здесь лишь за тем, чтобы понаблюдать за тобой. Ты ведь понимаешь, что должна стать демоном до того, как твоё последнее желание исполнится, как и условие контракта с Себастьяном? В противном случае…

Жнец с хитрой улыбкой на губах так и не успел договорить, как я поднялась из-за стола и резко перебила его:

— Я помню об этом и без твоих надоедливых напоминаний.

— Просто пойми… По сути, осталось не так много времени. Если ты станешь демоном до того как желание исполнится, я не заберу твою душу у Себастьяна и не сопровожу тебя туда, куда доставил однажды Сиэля.

— С чего ты так беспокоишься? Мне казалось, жнецы должны…

— Не забывай, что именно благодаря мне Анателла позаботилась о том, чтобы Себастьян заинтересовался твоей судьбой.

Легендарный Жнец вновь улыбнулся:

— И я уже давным-давно сам по себе в отличие от всех остальных жнецов. Я не подчиняюсь их правилам, если сам того не захочу.

— Для тебя ведь всё это с самого начала было лишь игрой, не так ли?

— И да… И нет. Это моя стратегия, попытка разрушить систему Жнецов. Стать Богом, разрушителем или спасителем. Или всё сразу.

— Звучит как бред сумасшедшего или безумца.

— Каждый из нас безумен в той или иной степени, Регина, помни об этом.

— Это так, но…

— Никаких «но». Сейчас даже Алиса играет в бога. Бога похоти и власти, жаждущего любви, денег и сласти. Всех грехов, которые она испытывала в жизни, но в приятном влечении.

— Как по мне, так даже слишком приятном.

— Всё никак не простишь ей содеянного два года назад?

— Нет. И никогда не прощу.

— В таком случае, почему бы тебе не предстать во всей красе? В демоническом обличье у вас будут равны силы. К тому же ты всегда будешь с Себастьяном. И первые года два ты ещё сможешь завести ребёнка.

— Даже если я и соглашусь в ближайшее время стать демоном, то…

— Чего ты так боишься, Регина? — Гробовщик слегка усмехнулся, подметив в моём голосе тень сомнения. — Почему сомневаешься?

— Для этого есть немало причин… — ответила я, скрестив руки на груди и повернувшись к жнецу спиной.

— О-о-о-ох, как скучно. Снова эти слащавые переживания за мать, брата с бабушкой, снова страхи того, что ты даже родных детей и внуков будешь хоронить, что не выдержишь обращение и прочее. Регина… — тут Гробовщик наклонился ко мне. Я даже не успела почувствовать, как он быстро подошёл ко мне, и от его фигуры веяло холодом. — Прости, что скажу эти слова на вашем слэнге, но… Ты заебала уже всех своей неуверенностью в этом вопросе. За жизнь Себастьяна заплатили большую цену и несколько демонов, формально избавив тебя от вечных сношений с самим Дьяволом. Представляешь, как бы Себастьяну было неприятно знать, что ты бы в обмен за его жизнь спала бы с его Отцом, и не дай Боже, понесла бы от него чудовищ. И знаешь, что самое страшное? Дьявол наплюёт на все твои желания и слабости. Он будет истязать тебя каждый раз всё ужаснее. Надо будет, и ноги тебе распилит на несколько кусков и соберёт, чтобы потом снова их отрезать.

Жнец ухмыльнулся:

— Не достойна ты их жертвы, раз сомневаешься и боишься присоединиться к Себастьяну. Хватит быть мягкосердечной, ибо это совсем не тот век, где мягкосердечность приветствуется чаще, чем стервозность и продажность.

— Я боюсь вовсе не того, что через десятки лет буду видеть смерть своих родных или того, что могу не выдержать перерождения… Нет… — вдруг проговорила я одними только губами. — Я боюсь по-настоящему того, что могу не совладать со своей же демонической природой и инстинктами.

— Какая же ты дурра, — жнец разочарованно причмокнул бледными губами. — Ты же не одна будешь, а с Себастьяном и оставшимися друзьями. Тебе мало что ли?

— Может, ты не будешь так давить на девчонку? — вдруг послышался голос Азбиля позади нас. — Не тебе её убеждать в перерождении. Не забывай, седик, тебя Регина точно будет слушать в самую последнюю очередь, особенно после всех твоих тайн и недомолвок.

— Оу, ну, тогда ты убеди её. Ведь велика вероятность, что ты будешь первым, кто падёт в финальной битве против Алисы и верных врагов Себастьяна. Может быть, ради твоей обречённой собачьей сущности она и решится не ломать свою жизнь и наплюёт на страхи или разобьёт сердце Михаэлису и он снова умрёт, но уже в одиночестве.

— Не вынуждай меня обращаться в пса, чтобы вцепиться в твою древнюю дряхлую задницу, жнец. Исчезни и дай нам самим разобраться с НАШИМИ демоническими делами без ТВОЕГО хренового вмешательства.

Вновь недовольное цыканье:

— Воистину верный пёс не менее трусливой шавки. Сиэль не боялся выбрать бессмертие и демонические силы. И всё обуздал меньше, чем за часы, хотя он был лишь ребёнком.

— Послушай, Гробовщик…

— Не нужно, Азбиль, — вдруг произнесла я, невольно сжав руки в кулаки. — Он прав.

— Нет-нет я ухожу. Раз мои советы делают Регине больно, и раз её тонкая душевная организация не такая сильная, то зря я вообще выбрал твою душу для спасения. Я мог бы остановиться на Алисе, — Легендарный Жнец направился к выходу спокойным шагом. — Она бы выбрала без колебания свободу и бессмертие. Наплевав на трудности, через которые она прошла. А прошла она через иной Ад… Но всё же Ад. Как и ты, Регина. Ты слабее её… — на этих словах он скрылся из коридора, словно там находился выход.

— Азбиль, оставь меня, будь так любезен, — сказала я, спустя минуту молчания впервые за долгое время ледяным голосом, не выражающим никаких эмоций. В нём не было ничего, кроме тона, в котором слышался чёткий приказ.

И мой фамильяр ослушаться его не смел. Кратко кивнув, Аз покинул уверенным шагом комнату и прикрыл дверь, заодно закрыв