Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина

— И всё-таки ты можешь объяснить, что случилось? — поинтересовался капрал. — Что такого было в словах того гвардейца?

— Она клами, Алёшка, — вздохнул Тушнев. — Она врёт…

Совещание у Игельстрома закончилось ничем. Накануне захворал сынок, весь день проплакал, и бедная Гонората требовала внимания и нюхательной соли. Пришлось несколько часов держать её за руку в опочивальне, успокаивать и овевать платком трепетно вздымающуюся грудь. От жарких объятий возлюбленная с негодованием отказывалась, призывая понять взволнованное материнское сердце и упрекая генерала в чёрствости. Осип Андреевич морально страшно устал, а тут ещё новости из-под Рацлавице. Выслушав донесение о разгроме Тормасова, генерал-аншеф задумался. Собственно говоря, ничего особо страшного не произошло. Кучка повстанцев во главе с Костюшко выиграла небольшую битву, и на этом всё закончилось. Что ж, так тоже бывает. Не объявлять же из-за этого войну Польскому Королевству. Король Станислав — милейший человек, сам возмущён и раздосадован произошедшим. Он уже отправил гонцов в Краков с требованием немедленно сложить оружие и прекратить беспорядки. Даже благосклонно пообещал позволить всем зачинщикам беспрепятственно покинуть территорию Речи Посполитой. Пусть спокойно уезжают, хоть в ту же бурлящую Францию. Вот там их горячие головы найдут достойное применение в пожаре революции. Насколько известно, армия у Костюшко небольшая, наполовину состоящая из крестьян с косами, да и ту Тормасов изрядно потрепал. На Варшаву или Вильно они точно не пойдут, к тому же рядом Пруссия и Австрия, Фридрих уже выдвинул войска после демарша Мадалинского. Поэтому Осип Андреевич не видел причин менять что-либо в укладе жизни варшавского гарнизона. Правда, некоторые генералы и полковники не согласились с его мнением и требовали усилить охрану оружейного склада, а также ввести дополнительные караулы и расставить их на всех точках подступа к казармам, так, чтобы караульные пикеты могли подавать друг другу сигналы в случае опасности. Но таких несогласных было меньшинство. Приглашённый на совещание командующий королевской гвардией даже рассмеялся, услышав о предлагаемых дополнительных мерах предосторожности. В Варшаве нет никаких войск, кроме польских гвардейцев верно служащих королю, и русского гарнизона. Кого тут бояться? От кого выставлять дополнительные пикеты? От лавочников и корчмарей? Так у них из оружия только ножи и топоры, и то не у всех, а у военных пушки и ружья.

Но группу встревоженных военачальников оказалось не так-то просто угомонить. Спор получился жарким, несмотря на различия в званиях, и продлился до глубокой ночи, пока уставший Игельстром не распустил всех по домам. Просьбам об усилении охраны арсенала он не внял, посчитав, что это может отрицательно сказаться на настроениях граждан и на авторитете русского гарнизона. Увидев, что русские увеличили караулы, варшавяне могут подумать, что они испугались мятежников, а значит, приняли их всерьёз. Здесь ведь тоже хватает недовольных итогами русско-польской войны. Усиление русского гарнизона может вызвать у них глухое раздражение или открытые насмешки. А там и до провокаций недалеко. А сколько вопросов последует от наших сторонников среди шляхты и знати? Костюшко провозгласил их врагами Королевства и пообещал расплату. Как они отреагируют, заметив, что мы ведём себя словно испуганные котята? В общем, всё должно оставаться, как есть. Костюшко и его армия нас не пугает, король и правительство под надёжной охраной, а нашим сторонникам среди шляхты и духовенства бояться нечего. На том совещание и окончилось. Возлюбленная Гонората не дождалась своего генерала и уснула, велев слугам не тревожить её, и тому пришлось провести остаток ночи в одиночестве.

Глава 3

Гонец

Алексей проснулся, лишь только ранний серый рассвет уходящего марта заглянул в окна. Ещё далеко было до колокольного звона, возвещающего о начале воскресной службы, и капрал, приведя себя в порядок, отправился на конюшню. Звёздочка была вычищена с вечера и, дожидаясь пробуждения города, Алексей принялся от нечего делать расчёсывать ей и без того идеальную гриву. Он очень любил свою гнедую кобылку с белой звёздочкой во лбу и белыми носочками над бабками. Капрал улыбался, вспоминая, как врал Кати, что в свободное время читает стихи и любуется закатом, а она легко угадала его истинное занятие. Милая, любимая Катенька! Совсем скоро он сможет увидеть её, прикоснуться к ней, хоть на миг, но это будет самый счастливый миг его жизни. Расчесав гриву, Алексей занялся расчёсыванием хвоста, аккуратно разделяя его на волосины. За этим занятием капрала застал Тушнев.

— А, вот ты где, — проговорил друг и огляделся. — Пойдём-ка, Алёшка, пройдёмся. Разговор есть.

— Надолго? — спросил Алексей.

— Как получится, — уклончиво ответил Фёдор, и по его виду Алексей понял, что разговор предстоит серьёзный.

Они вышли из конюшен и побрели мимо спящих казарм. Алексей вдруг понял по красным глазам Тушнева, обведённым тёмными кругами, что тот ещё не ложился.

— Тут такое дело назревает, похоже, серьёзное, — наконец произнёс Фёдор, — а командующий ведёт себя странно.

— Ты о восстании и разгроме Тормасова?

— Да.

— Так это же в Кракове, не в Варшаве.

— В Кракове вспыхнула искорка, а полыхнуть может по всей Речи Посполитой. И в Варшаве тоже.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — улыбнулся Алексей.

— Да? А что скажешь на это? — Фёдор достал из-под епанчи несколько сложенных бумажек и протянул приятелю.

— Кажется, эта такая же, какую Вигель нашёл в «Весолеке», — Алексей быстро взглянул на знакомый листок. — Где ты её взял?

— Их раскидали вчера вечером в казармах гренадерского полка. А вот такие нашли в конюшнях королевской гвардии. Слушай, что здесь написано. «Гвардия с народом! Король нас предал! Возродим вместе Речь Посполитую! Смерть проклятым москалям!»

— Та-ак, — протянул Алексей, — похоже, в Варшаве действительно зреет заговор.

— А вот ещё одна. Принёс знакомый католик-фузелёр из костёла. «Кто верует в Бога истинного — до зброи! Бодрствуйте, чада Латинской церкви! Скоро наступит час расплаты язычников!» Как тебе?

— Язычники, надо полагать, мы — христиане веры греческой?

— Правильно понимаешь.

— Звучит угрожающе.

— Вот, — Фёдор поднял указательный палец, — так же считает и наш полковник. И не только он. А главнокомандующий словно оглох и ослеп, делает вид, что в Варшаве ничего не происходит.

— Но что мы можем? — пожал плечами капрал. — Тут главный король Станислав. Восстали его подданные, он должен разобраться