Моя Мэдди - Тилли Коул

Это был удар прямо в сердце.

Он молча повернулся и пошел прочь. Его плечи были сжаты, когда он медленно тащился через высокую траву. С каждым удаляющимся шагом мой гнев утихал, только чтобы смениться такой глубокой ямой, что она превратилась в бездну бесконечной боли. Когда Пламя наконец исчезло, мои ноги подкосились. Моя задница ударилась о холодную землю, и я уставился в темноту. На этот раз мне не повезло почувствовать онемение. Я чувствовал все, каждую боль, каждую рану и разрыв плоти. Мое сожаление было таким, как будто мои органы отключались, один за другим, заставляя мое тело пылать огнем и агонией. Пустой взгляд Пламени застрял в моем мозгу, и я прокручивал свои слова, убеждаясь, что помню всю серьезность того, что я только что сделал... Ты собираешься меня подставить, а потом бросить в подвал? Убедись, что я усвою свой чертов урок, а? Это то, что ты собираешься сделать, Папа...? Я не знал, что чувствовал Флейм внутри, если у него вообще были чувства, но я видел, как он вздрогнул, когда я назвал его по имени, данному ему при рождении. И как он пошел обратно в хижину — плечи ссутулились, ноги весили десять тонн. И ты будешь стариком... удачи тебе в этом...

Я вдруг почувствовал себя чертовски одиноким. Настолько одиноким, что я не знал, как, черт возьми, нормально дышать. Я гнал всех прочь, потому что считал, что это лучше, чем впускать их. Лучше бы они не видели мою растущую тьму. Лучше бы они не стали свидетелями того, как зло поглощает мою плоть. Гнев. Негодование... гребаные восставшие из ада призраки, которые не дают мне спать.

Краем глаза я увидел, как призраки поднимаются на колени, снова появляясь среди деревьев. На этот раз они собирались по другой причине — не для того, чтобы напасть, а чтобы понаблюдать за мной, чтобы напомнить мне, что они не спят. Что они всегда будут в тени, ожидая момента, когда смогут утащить меня с собой в ад. Когда я смотрел на них, на их бездушные глаза и впалые черты, я чувствовал влажность на своих щеках. Я не вытирал слезы. Я позволил им врезаться, как бомбам, в землю подо мной, обжигая мою кожу своим огненным следом. Теперь Пламя будет ненавидеть меня. АК и Мэдди тоже. Но я предполагал, что в конце концов это не имело значения. Потому что никто не ненавидел меня больше, чем я сам себя.

Глава четвертая

Пламя

Я схватил Мэдди за руку, когда грузовик остановился на парковке клуба. Изнутри доносилась музыка. Грузовик Хаша и Ковбоя остановился рядом с нами. Сия выскочила и помахала Мэдди. Мэдди помахала в ответ свободной рукой. Я не отпускал ту, которую держал. Хаш и Ковбой последовали за Сией внутрь. Дверь за ними закрылась. Тени моих братьев двинулись внутрь. Я уставился на двери. Я не хотел туда заходить. Я не хотел быть здесь. Я хотел остаться в хижине с Мэдди и, черт возьми, не двигаться.

«Пламя?» Я повернулся к Мэдди. Она улыбнулась мне, но это было не так, как обычно. Теперь все ее улыбки были другими. Я с трудом мог прочитать новый шрифт. Я не знал, что они означают. Я поерзал на своем месте, когда мои вены начали болеть на руках. Я не мог этого вынести. Я не мог, черт возьми, выдержать. «Нам не нужно оставаться долго. Просто чтобы отпраздновать Азраила и Талиту». Мэдди снова сжала мою руку. Но боль в моих венах усилилась, ее прикосновение больше не делало ее лучше. Мэдди прижалась своим лбом к моему. Я попытался отстраниться, но ее свободная рука поднялась к моей щеке и остановила меня. Я слушал, как дышит Мэдди. Когда она спала каждую ночь, я слушал, как она дышит. Удостоверился, что ее грудь поднимается и опускается. Удостоверился, что ее сердце все еще бьется в груди. Я мало спал. Всякий раз, когда я это делал, я видел ее мертвой. Видел глаза Мэдди закрытыми, а ребенка внутри нее тоже мертвым. Я никогда больше не хотел, чтобы ее глаза были закрыты. Мне нужно было, чтобы они были открыты и смотрели на меня, чтобы я знал, что с ней все в порядке. Она сказала, что с ней ничего не случится. Но я знал, что так и будет. Пламя что-то с ней сделает. Зло внутри меня уничтожит ее. Как и всех остальных.

«Дети — это хорошо, детка», — прошептала она. «Радостно праздновать их появление на свет. Они — живое воплощение любви, родителей, которые создали их из такой яростной любви». Мэдди отстранилась. Ее глаза блестели. Мой живот сжался. Когда они блестели, это обычно означало, что она грустит.

«Ты грустный», — сказал я. Мэдди опустила голову. Это потому, что ты будешь плохим папой, и она это знает. Я зажмурился, услышав голос папы в своей голове. И ты будешь стариком... удачи тебе с этим... Следующим раздался голос Эша. Он думал, что я собираюсь причинить ему боль в лесу. Думал, что я оставлю ему больше шрамов на животе. Мэдди было грустно, потому что она знала, что я в конечном итоге причиню боль ей и нашему ребенку, так же, как Эш думал, что я в конечном итоге причиню боль и ему.

Рука Мэдди вернулась на мою щеку. Она подняла мою голову. «Я не грустная, как ты думаешь», — прошептала она. Я не знал, почему она могла бы быть грустной, если бы не думала, что я ее подвожу. «Пламя», — продолжила она. «Мне грустно, что ты считаешь, что не достоин быть отцом». Мэдди провела пальцем по моему лицу. Мне нравились ее прикосновения. Я всегда хотел, чтобы она коснулась меня. Но ее слова не имели для меня смысла. «Мне грустно, что ты считаешь, что можешь причинить нам боль». Рука Мэдди оставила мое лицо и опустилась на живот. Мое сердце забилось быстрее. Внутри нее был наш ребенок. Я не хотел причинять боль ребенку.

Мэдди схватила мою руку и попыталась положить ее себе на живот. Я отдернул руку. «Нет!» Мои легкие сжались. Мое сердце забилось слишком быстро. Я не мог прикоснуться к ее животу. Я никогда