Ловушка для сердцееда - Натали Карамель

Леонард мрачно хмыкнул, отпивая кальвадос. Огонь обжег горло. «Балы? Арман, ты шутишь? У меня нет времени на бесконечные менуэты, пустые разговоры и охоту за юбками! У меня отчеты, Леруа приезжает на следующей неделе, дорога требует надзора, а тут еще это "вспомоществование" вычистило казну! Я нужен в Фурво!»

Арман поднял бокал в мнимом тосте, его глаза хитро блеснули.

«Ах, мой дорогой кузен, но кто сказал, что у тебя есть выбор?» Он сделал паузу для драматического эффекта. «Помни тетушку. Маркиза д’Эгриньи не просто «одобрит» или «посоветует». Она приказала. «Начни подыскивать партию. Достойную. И — плодовитую. Это не прихоть, Леонард. Это необходимость». Ее слова, как ты сам рассказывал. И если ты думаешь, что она удовлетворится твоими отчетами о дорогах вместо отчета о невестах…» Арман многозначительно поднял палец. «Ты же знаешь ее методы. Закрытые комнаты, «случайные» свидетели… Она движима долгом перед родом. И ее арсенал… обширен. Ты будешь появляться на балах, Леонард. Хочешь ты того или нет. Если не ради себя, то ради спокойной жизни и чтобы уберечь какую-нибудь невинную Амели от участи быть «подсунутой» тебе в брачную ловушку стальной рукой маркизы.»

Леонард застонал и опустил голову на спинку кресла. Образ тетушки д’Эгриньи, ее стальной взгляд и слова о «последнем камешке в арке», встали перед ним с пугающей ясностью. Арман был прав. Это была не просьба. Это был ультиматум вековых традиций и железной воли одной маленькой, но невероятно могущественной старухи. «Квест «Продолжение Рода» перешел в статус «Обязательный. Срочно. Угроза: Маркиза д’Эгриньи».

«Черт побери, — пробормотал он, глядя в потолок. — Ладно. Балы. Но по минимуму! И только самые важные. И я не буду делать предложение первой же, кто улыбнется!»

«Договорились!» — весело воскликнул Арман, наливая еще кальвадоса. «Хотя бы на одном-двух ты должен появиться. Для вида. Чтобы тетушка видела, что ты стараешься. А там… кто знает…может, найдется та, что оценит и душу строителя, а не только титул?» Он подмигнул.

Леонард лишь мрачно хмыкнул в ответ, думая о горах работы, ожидавших его завтра, и о неизбежной мишуре балов, которая теперь маячила на горизонте как новая, неприятная повинность. Единственным утешением было письмо Леруа, лежавшее на столе — напоминание о том, что настоящая его жизнь и работа продолжались, несмотря на розы, тетушек и королевские поборы. Он допил кальвадос, чувствуя, как тяжесть обязанностей и предстоящей светской каторги смешивается с упрямой решимостью не сдавать свои позиции без боя.

Глава 21. Их Граф, Хищный Соловей и Видение Сына

Дни сливались в череду дорожной пыли, скрипа перьев, запаха свежеспиленного дерева и теплого хлеба из печей его поместья. Леонард растворился в ритме своих владений. Карета сменилась верховой лошадью, а затем и собственными ногами. Он шагал по полям, только что вспаханным под озимые, заходил в крестьянские дворы, подолгу стоял у стройки новой школы — ее стены уже поднимались под чутким надзором старого плотника Мартена.

«Месье граф!» — кричали ему с полей, махая шапками.

«Граф наш!» — улыбались женщины у колодца, вытирая руки о передники.

«Ваша милость!» — кланялся седой пастух, указывая на пригнанное с пастбища стадо.

Это не был подобострастный страх перед сеньором. Это было доверие, уважение и надежда.

«Граф, на мельнице новый жернов — сила! Мука мельче пыли! Но крыша в амбаре у Жана течет…»

«Граф Леонард, дорога к Ле Бурже — грязь по колено после дождей. Повозки вязнут…»

«Ваша милость, у Мари-Луизы мальчик болен, лихорадка… Лекарства дороги, а знахарка шепчет что-то непонятное…»

Леонард слушал. В блокнот, подаренный предыдущему графу одной из любовниц (теперь он был затерт до дыр и исписан цифрами и заметками), заносил каждую просьбу, каждую жалобу. Его ответы были просты и весомы, как удар молота по наковальне:

«Крышу Жану починим до снега. Мартен, выдели двух человек и кровельный толь.»

«Дорогу к Ле Бурже укрепим камнем и гравием. Начнем на следующей неделе. Нужны руки — будет оплата и обед.»

«Мальчика Мари-Луизы посмотрит мой парижский врач на обратном пути. Лекарства будут. Знахарей — гнать.»

Люди кивали, глаза их светлели. Они знали, что слово графа — тверже камня. Знали, что он не бросит. Потому что это их граф. Не тот прежний, ветреный и жестокий, а этот новый — Леонард Строитель, Леонард Слушающий. Граф, который пришел остаться и делать.

Вечер застал Леонарда в седле, скачущим обратно в Париж. Пыль дороги смешалась с потом на его лице, под камзолом зачесалась простая рубаха из грубого полотна. Он ехал не на бал, а на еще одно испытание — салон мадам де Клермон. Подарок — изящно переплетенные ноты современных сонат — лежал в седельной сумке. Мысли его были далеки от музыки: он считал стоимость камня для дороги, прикидывал, хватит ли лекарств из его запасов для мальчика в деревне, радовался письму от Леруа — тот уже выехал.

Особняк де Клермон встретил его струящимся светом канделябров и томными звуками клавесина из соседней гостиной. Воздух был густ от дорогих духов и интеллектуального тщеславия. Мадам де Клермон, женщина с лицом хищной птицы и томными манерами, приняла его с подчеркнутой любезностью.

«Ах, граф де Виллар! Как любезно! Сесиль так ждала… Ваш подарок! Ноты! Как тонко!» — ее взгляд скользнул по его слегка помятой одежде и запыленным сапогам, но выражение лица осталось безупречно вежливым.

Сесиль де Клермон была воплощением холодной, отточенной красоты. Ее платье — шедевр портновского искусства, лицо — фарфоровая маска, оживающая лишь при появлении важных гостей. Леонард вручил ей ноты.

«Мадемуазель, ваш салон славится изысканным вкусом. Надеюсь, эти сонаты займут достойное место в вашей коллекции и, возможно, порадуют слух гостей.»

Сесиль приняла подарок с изящным реверансом.

«Благодарю вас, месье граф. Вы очень… внимательны.» Ее голос был мелодичен, как серебряный колокольчик. Но взгляд… Взгляд был не соловьиный. Это был взгляд хищницы, оценивающей добычу. Он скользнул по дорогому, хоть и пыльному, камзолу Леонарда, задержался на перстне с гербом Вилларов, промерил его с ног до головы, вычислив состояние, влияние и перспективы. В ее глазах не было ни капли тепла, лишь холодный расчет и