Шаги между нами - Ана Майя

– Это номер моего друга в Лэнгли, – строго продолжил он. – Мы работаем вместе, и, даже если меня там не будет, он передаст мне твое сообщение. Где бы я ни находился.

Я держала в руке кусочек картона с десятизначным номером, все еще не понимая, зачем он мне.

– Зачем мне хранить дома номер агента ЦРУ? – спросила я. – Ты же сам видел, что у нас творится: на днях полиция забрала все подчистую.

К чему все это? С чего мне обращаться к Бастьяну… за помощью? И почему он не дал мне свой домашний номер? Тут меня осенило: может быть, он живет не один? Вдруг у него есть девушка или он женат… Нелепые, глупые, безумные мысли жужжали в моей голове, как пчелиный рой. Хотя, если я состояла в фиктивном браке, какая мне разница, с кем он живет? Я пыталась заглушить эмоции здравым смыслом.

Заметив, что я не слушаю, Бастьян взял измятый клочок картона, вложил его в другую мою руку и снова попросил запомнить:

– Потом сожги его или выбрось. Мне все равно. Но если я тебе понадоблюсь, просто позвони по этому номеру, и я приду.

Он держал мою ладонь и не отпускал.

– А что мне сказать твоему другу? – спросила я.

Бастьян задумался.

– Скажи, что у тебя есть для меня сообщение.

– Какое сообщение?

Женщина села на стоявший рядом стул. Наверное, поняла, что наш разговор затянется. Из-за домиков вышел новый персонаж – незнакомый мужчина в чем-то вроде блузы хирурга и в пижамных штанах с изображением маленьких голов Человека-Паука. Он нес что-то, завернутое в старую газету.

Это были мои красные туфли, но вычищенные до блеска. Я поблагодарила и надела балетки. Мужчина уходить не собирался. Теперь наша аудитория состояла из двух человек.

– Нам нужно придумать кодовое слово, что-то вроде сигнала, – сказал Бастьян и покосился на женщину.

Я была уверена, что она не понимает ни слова. И все же я могла поклясться, что выражение ее лица говорило: «Dai, pensaci. Ну давай, думай».

– Есть идея. Кодовая фраза будет вопросом: «Как называется моя любимая песня Сэма Кука?» – предложил Бастьян.

Он что, издевается? Вот так, значит, работает ЦРУ? Использует музыкальные хит-парады сорокалетней давности вместо шифров? Я выжидала. План казался слишком простым или слишком глупым, чтобы сработать. Однако лицо Бастьяна оставалось серьезным. Наверняка за этим скрывалось что-то еще.

Бастьян сжал мою ладонь, словно хотел, чтобы номер отпечатался на моей коже.

– Пообещай, – настаивал он.

И я пообещала.

В ту же ночь, вернувшись домой, я выучила номер наизусть. А потом сожгла обрывок картона своей зажигалкой.

Бастьян уехал на следующий день. Когда и как, я не знала, хотя по глупости высчитывала, сколько времени займет его путь до Америки, если он правда направлялся туда. Прошел день, затем неделя, другая, потом – целый месяц. Каждый день я сдерживалась, чтобы не взять трубку и не набрать номер, придумав любой глупый повод себе в оправдание. Настал момент, когда я пыталась убедить себя, что между нами ничего и не было. Я не лелеяла свою тоску, не впадала ни в отчаяние, ни в ярость.

Единственным врагом оказались мои собственные мысли. Мысли о нем. Сильвина Окампо писала: «Hay diferentes grados de silencio como hay diferentes grados de oscuridad. Существуют разные уровни тишины, как и разные градации темноты».

Я хотела – нет, мне было необходимо – вернуться к привычной жизни: рассуждать здраво, находиться в движении, заниматься делами, заботиться о Чарли, писать рассказы, снова почувствовать себя нормальной. Но потом я поняла: мои нынешние чувства, невыносимое бремя желания и тоски по Бастьяну – это и есть моя новая норма. В тишине и во тьме.

Годы между прошлым и настоящим

У меня всегда был писательский дар. Помню, как во втором классе начальной школы нас учили основам грамматики. Это напоминало изучение нот для последующего создания симфонии. Каждый раз, когда нам задавали сочинение на определенную тему, я писала вымышленную историю. Мои школьные тетради были испещрены правками красного цвета: учителя часто указывали, что я совершенно не поняла задание, но рассказ получился интересным.

Макс умел сочинять истории на ходу и рассказывал их мне, когда я была маленькой. Mãe больше любила петь мне детские песенки.

Если я болела, грустила или плакала – например, потому, что наступила на пчелу и та меня ужалила, – Макс сажал меня себе на колени и рассказывал истории о своем вымышленном младшем брате по прозвищу Šibica, или Спичка. Он был сообразительным и озорным мальчиком, который постоянно втягивал себя и друзей в неприятности, особенно когда пытался из них выкрутиться. Истории выходили забавными, потому что Спичка был импульсивным и непредсказуемым. Он врал, не уважал взрослых, больше всего на свете обожал приключения и всегда умудрялся выйти сухим из воды.

Позже я придумала собственный персонаж – семилетнюю малышку по имени Klinka Palačinka. Первое слово значит «девочка», а палачинкой у нас называют блинчик.

У нее были прямые темные волосы с челкой, которую она стригла сама. Челка получалась неровной, потому что ножницы затупились. Любознательные серо-голубые глаза Клинки вечно выискивали в ее маленьком мире несправедливость, которую девочка пыталась исправить. Ее единственным недостатком было нежелание смириться с тем, что несправедливость вообще существует.

Клинка всегда надевала слишком много одежды. Поверх обязательной кофты с длинным рукавом она носила одну или две футболки на случай чрезвычайной ситуации: ведь если верхняя одежда испачкается, ее можно снять и остаться в чистой. Клинка обожала мягкие спортивные штаны, которые заправляла в белые резиновые сапоги с узором в виде красных вишен. Сверху на штаны она часто надевала юбку из тюля и никогда не выходила из дома без желтой панамы и корзинки из ивовых веток. В корзинке лежали ее инструменты: клубок веревки, старые ключи, мелки для письма, пластиковые трубочки, шерстяные помпоны и блинчики, если их удавалось достать. Клинка начиняла блинчики джемом или ванильным сахаром, смотря что было под рукой. Сахар часто высыпался, отчего вся корзинка пахла ванилью.

Девочка жила на малиновой ферме и приручала животных, которые всюду следовали за ней, в основном из-за блинов. Три воробья по имени Хоппер, Боппер и Стэнли любили блины больше всех. Лучшим другом и соседом Клинки был Спичка. Они постоянно попадали в разные переделки: когда учились грести на лодке на ближайшем озере, искали спрятанные сокровища, спасали котят с колокольни, воровали тракторные шины или гонялись за привидениями на чердаке. А еще