Месть. Идеальный сценарий - Лея Вестова

на ее допросе в качестве моего представителя. Позже она пересказала мне его содержание. Элеонора, лишенная своего лоска, своей брони из дорогих нарядов и высокомерия, была жалкой, напуганной женщиной. И она рассказала все.

Она говорила несколько часов подряд, выкладывая следователю всю грязную изнанку их преступлений. Как Корчагин впервые вышел на Вячеслава, играя на его тщеславии. Как они вместе годами выстраивали схемы по выводу денег. Как, узнав о расследовании моего отца, Корчагин отдал короткий приказ: «Проблему нужно решать кардинально».

Она рассказала про врача, Евгения Сомова. Как люди Вячеслава раскопали историю с его сыном, сбившим насмерть человека. Как они пришли к уважаемому профессору и положили на стол выбор: либо его сын садится в тюрьму на десять лет, либо он «слегка корректирует» лечение Игоря Гордеева. Она назвала препарат. Редкое лекарство, которое, в сочетании с основными сердечными препаратами моего отца, вызывало неконтролируемую аритмию, приводящую к остановке сердца. Приступ, который невозможно отличить от естественного. Она призналась, что в то роковое утро лично проследила, чтобы отец принял «правильную» таблетку.

Она рассказала, как они планировали мою подставу, как Петр Михайлович нашел Зайцева, как они подсыпали мне наркотик. Она не щадила никого, вываливая на стол следователя тонны грязи, спасая только себя, выставляя себя вечной жертвой манипуляций жестоких мужчин.

Вечером мы снова собрались втроем. Анна была спокойна и сосредоточена.

— Итак, подведем итоги, — сказала она, словно зачитывая отчет. — Что мы имеем на сегодняшний день? Пункт первый: полное, записанное на диктофон признание непосредственного исполнителя подставы, Антона Зайцева. Пункт второй: детальные финансовые документы, доказывающие преступный сговор и мотив, подкрепленные личным расследованием Игоря Гордеева. Пункт третий: аудиозапись с фактическим признанием в организации убийства от ключевых помощников главного заказчика, Вадима Корчагина. И, наконец, вишенка на торте. Пункт четвертый: полная, исчерпывающая, официальная исповедь главной соучастницы убийства, Элеоноры Яковлевой, с именами, датами и названиями препаратов.

Она сделала паузу и посмотрела на нас.

— Круг замкнулся. У нас есть абсолютно все. Их защита рассыпалась в пыль. Это конец.

Мы молчали. Слово «конец» звучало оглушительно.

Мы прошли через ад. Через липкий страх, через предательство, через отчаяние и смертельную опасность. Мы выжили.

Я посмотрела на Дмитрия. Он смотрел на меня. В его глазах больше не было тревоги. Только бесконечная усталость и тихая, теплая нежность. Мы выжили. Вместе.

И теперь были готовы нанести финальный, сокрушительный удар. Война за прошлое подходила к своему логическому завершению, чтобы уступить место долгой и трудной битве за будущее.

Глава 17

Телефонный звонок от Анны застал нас с Дмитрием на кухне конспиративной квартиры. Мы молча пили остывший чай, глядя в окно на серый, безразличный рассвет. Внутри меня царила звенящая тишина, та самая, что наступает после оглушительного взрыва, когда уши еще не привыкли к отсутствию грохота. Адреналин, бывший моим топливом, моим наркотиком, моей единственной опорой на протяжении недель, окончательно иссяк, оставив после себя лишь выжженную, безжизненную пустыню. Война, ставшая смыслом моего существования, была окончена. И в наступившем мире я чувствовала себя чужой и потерянной.

— Это Анна, — сказал Дмитрий, поднося телефон к уху. Я не слышала слов, которые она произносила на том конце провода, но я видела, как меняется его лицо. Напряжение, которое тонкой, невидимой маской покрывало его черты все это время, медленно спадало, уступая место глубокой, всепоглощающей усталости. Он коротко кивнул и произнес всего два слова: — Мы поняли. Он положил телефон на стол и повернулся ко мне.

— Все. Их взяли. Час назад. Вячеслава арестовали в пентхаусе. Элеонора, как и ожидалось, уже дает официальные показания в рамках сделки со следствием.

Он сказал это. Он произнес те самые слова, которых я ждала, о которых мечтала в самые темные и отчаянные ночи. Слова, которые должны были принести мне облегчение, триумф, чувство восстановленной справедливости. Но я не почувствовала ничего. Абсолютно ничего. Словно эта новость касалась не меня, а какой-то посторонней женщины из телевизионного репортажа. Пустота внутри меня не заполнилась. Она лишь стала глубже, бездоннее, как кратер на месте ядерного удара.

— Ты в порядке? — тихо спросил Дмитрий, видя мое состояние. Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. В горле стоял тугой, болезненный ком. Я не была в порядке. Я была сломана. Победа оказалась не сладким плодом, а горьким пеплом, скрипящим на зубах. Месть не исцелила. Она лишь вскрыла старые раны, заставив их кровоточить с новой силой.

— Я должна… я должна это увидеть, — прошептала я, сама не узнавая свой хриплый, надтреснутый голос. Дмитрий понял меня без лишних слов. Он принес из комнаты ноутбук, поставил его на стол и нашел в интернете прямую трансляцию одного из новостных каналов.

Картинка на экране была живой, хаотичной, снятой на дрожащую камеру с крыши соседнего здания. Я увидела знакомый фасад нашего дома — дома, где прошло мое детство, где я когда-то была счастлива. Теперь он выглядел как осажденная крепость. Десятки полицейских машин с мигающими сиренами, суетящиеся репортеры, оцепление из хмурых людей в форме. Мой дом превратился в место преступления, в декорацию для громкого скандала.

А потом камера крупным планом показала его. Вячеслава. Его выводили из парадного входа двое оперативников в штатском. Он был без наручников, но его руки были заломлены за спину. Он изменился. Исчезла привычная вальяжная уверенность, холеная улыбка хозяина жизни. На его лице застыла уродливая гримаса, смесь животной ярости, растерянности и презрения ко всему миру. Когда его вели мимо толпы журналистов, он на секунду поднял голову, и его взгляд впился прямо в объектив камеры. В его глазах не было ни капли раскаяния. Только ледяная, концентрированная ненависть. Ненависть ко мне. Он не был сломлен. Он был просто пойман. Как хищный зверь, попавший в капкан, который до последнего вздоха будет пытаться перегрызть лапу, чтобы вырваться и отомстить охотнику.

Следом за ним вывели Элеонору. Она пыталась спрятать лицо под дорогим кашемировым пальто, но вездесущие камеры все равно ловили ее жалкий, испуганный профиль. Она больше не была светской львицей, королевой салонов. Она была просто напуганной женщиной, предательницей, спасающей собственную шкуру ценой свободы своего любовника.

Я смотрела на эти кадры, и меня замутило. Не от ненависти, а от омерзения. Вся моя прошлая жизнь, все годы моего брака, оказались чудовищным, тщательно срежиссированным фарсом. Мужчина, которого я любила, оказался вором и соучастником убийства. Женщина, заменившая мне мать, оказалась хладнокровной убийцей. Мой дом, моя крепость, стал