После измены счастье есть - Рина Беж

– Держи. Если будут проблемы, любые, звони без раздумий. Это мой прямой номер. Ответит ни секретарша, ни помощник, а сразу я. Поняла?

– Поняла, – отвечает она, хмурясь, но визитку берет. Чуть медлит, а после поворачивается ко мне и, немного наклонив голову вбок, интересуется. – Демьян Константинович, а вам не кажется, что вы слишком сильно переживаете за совершенно незнакомых вам людей?

Кажется, еще как кажется. Вот только почему – пока и сам до конца разобраться не могу.

Потому делаю морду кирпичом и проникновенно уточняю:

– Варь, а разве твой муж не работает на мою контору?

Пригожина приоткрывает губы, втягивает через них в себя воздух и, слегка заикаясь, подтверждает:

– Р-работает. Да.

Очень говорящая запинка получается. Как и бледность, разливающаяся по ее лицу. Неужели думала, что я не в курсе, кто такой ее муж?

Нет, понятно, будь он обычным охранником возле ворот, я бы и знать его не знал, если только внешне. Но он отвечает за безопасность моей семьи, а это совершенно другой уровень.

– Ну так какие же мы чужие люди, Варвара? – позволяю себе усмехнуться.

Блондиночка под моим пристальным взглядом краснеет.

А я сжимаю руку в кулак, чтобы не поддаться искушению и не погладить ее по щеке. Очень уж хочется удостовериться, что кожа там именно такая, как мне и представляется, – бархатная.

Вместо этого наклоняюсь к ней ближе, испытывая странное удовольствие, когда ее дыхание рвется, втягиваю легкий цветочный аромат и неторопливо распахиваю дверь.

– Поправляйся и не геройствуй, – наставляю на прощание.

Наши взгляды сталкиваются, и время будто замедляет бег.

Но вот Варвара моргает и, выпаливает:

– Хорошо. Не буду.

А я улыбаюсь и тихо добавляю:

– А теперь иди.

Второго приглашения блондиночке не требуется. Она шустро выбирается на улицу и устремляется к подъезду.

Провожаю ее худенькую спину взглядом и, только когда дверь закрывается полностью, набираю Евдокимова и ставлю перед ним три задачи:

– Пробей, чем больна и где наблюдается жена Пригожина. Выясни, что на самом деле произошло в школе, и вообще, как там обстоят дела с поборами с родителей. И еще момент. Телефон Александры Мамаевой. Макс его разбил. Мне интересно: почему?

– Понял. Займемся, – как всегда четко рапортует начбез, после чего докладывает по школе. -Парни уже отзвонились. На месте. Работают.

– Хорошо. Докладывай сразу, как будут появляться новости.

– Обязательно.

Отключив и убрав мобильник в карман, откидываюсь на спинку дивана и на секунду прикрываю глаза.

Варвара Пригожина. Что же ты за штучка такая цепляющая, а?

Фото даже близко такой реакции не вызвало.

Ладно. Выясним.

– Давай в офис, Паш, – командую водителю, как только тот занимает место за рулем.

– Будет сделано, Демьян Константинович.

Оставшееся время трачу на работу с документами, а уже к вечеру появляются первые результаты из школы.

Камеры видеонаблюдения фиксируют, как под командованием завуча несколько старшеклассников шустро перетаскивают в хреново «хранилище» те самые допотопные мониторы. И это происходит уже после того, как место погрома покидают Макс и Александра.

Ребята не врали. Электронику роняли не они.

Жаль, что внутри помещения «мусоросборника» камер нет. Понять, что там произошло между ребятами на самом деле не удается, но хотя бы программисты не подводят. Обещают восстановить данные на телефоне Мамаевой в течение следующих суток.

Что ж, подождем.

Домой приезжаю в начале девятого.

Макс выходит, чтобы меня встретить.

– Как дела? – интересуемся друг у друга одновременно.

Сын испытующе сканирует меня. Я его.

– Нормально, – тоже произносим вместе, не сговариваясь.

Но моё «нормально» все же звучит более убедительно, чем «нормально» восемнадцатилетнего парня. И это понятно. Опыт – он и в Африке опыт. Его не пропьешь и экстерном не заработаешь.

– Поговорить не хочешь? – предлагаю Максу открыться и выговориться. Слишком серьезный он сегодня. Мало похож на себя.

Неопределенно мотнув головой, он указывает в сторону кухни:

– Есть хочу, пап. Пойду ужин погрею. Ты присоединишься?

Ужин – неплохое начало для всего, как не крути. Он и расслабляет, и дает время всё обдумать.

– Буду через пятнадцать минут, – обозначаю согласие.

Глава 24

ДЕМЬЯН

– Что у вас с девочкой произошло? – интересуюсь у сына, когда мы, навернув мяса с макаронами, отлепляемся от тарелок и уже сыто и лениво посматриваем на лежащий под прозрачным пластиковым куполом яблочный пирог.

Не то чтобы меня особо сильно занимали распри между детишками. Я в курсе, что Макс вырос и в свои восемнадцать вполне отдает отчет собственным действиям, иначе машину не подарил, как бы об этой не просил он сам и не уговаривала Томка. Но такой резкий переход от вражды к дружбе заставляет задуматься.

Максим не спешит отвечать. Интересуется, что я буду: чай или кофе? Потом готовит нам обоим напитки. Я не тороплю. Даю ему время собраться с мыслями. Но когда он все же открывает рот, чтобы ответить, подвисаю уже сам.

– Бать, а почему вы с матерью не разведетесь?

Мощный заход, ничего не скажешь.

Это как ожидаешь удар по почкам, а прилетает прямиком в лоб. От души.

– Хм… – теперь паузу на обдумывание беру я.

А Макс, решивший открыть тему, продолжает, глядя мне в глаза:

– Вы ж друг с другом практически перестали общаться. Я вас вместе вижу – раз в сто лет, по отдельности гораздо чаще, да и веселее. Нет, честно, я не понимаю, зачем вам это надо: просирать лучшие годы рядом с человеком, на кого по большей части давно плевать? Ты же не любишь ее, пап. А она не любит тебя, – говорит он прямо и твердо, ставя в конце предложений точки, а не вопросительные знаки. – Ну, или я совершенно иначе представляю это чувство.

Слушаю сына и удивляюсь, какие же мы с Томкой все-таки слепцы. А ведь наивно полагали, что отлично шифруемся.

Но нет. Всего лишь полагали.

А Макс многое видит. Видит, понимает, но не оценивает. И сейчас, открывая мне глаза, он не занимает чью-то одну сторону, не пытается сказать, что кто-то прав, а кто-то виноват.

Он всего лишь задает логичные вопросы, обоснованные, конкретные. И при этом будто дает волшебный пинок под зад. Заставляет очнуться и взглянуть на свою жизнь со стороны. Совершенно иными глазами.

– Ну, правда, отец, ведь не ради меня же вы