Сорванная свадьба. Люблю тебя до неба! - Виктория Борисовна Волкова

– Так они все гуляют, – уверяет ее медсестра.

А я быстрым шагом выхожу из отделения и на всех парах пру в лабораторию, где хранится моя замороженная сперма. Оксана давно порывалась ею воспользоваться и сделать ЭКО. И, видимо, до сих пор не оставила эту мысль.

Слишком велико у нее желание запрыгнуть в последний вагон. Удержать меня новым ребенком. Я же своих детей не бросаю.

Да и с Ленкиными дочками надо разобраться. Не верю я, что они от Валдаева. Мои они. Сердцем чую. Значит, надо добыть биоматериал и отправить на экспертизу. Старостину поручить, что ли?

Толкаю белую дверь, натыкаюсь взглядом на стойку регистратуры и, нависая над окошком, спрашиваю.

– Как забрать образцы, находящиеся на хранении? Мне они больше без надобности.

– Вы можете отдать их бездетной паре. Многие так поступают, – поднимает на меня огромные глазищи медсестричка. – Номер ячейки, кодовое слово помните?

– Нет. По фамилии ищите, – рычу я, а сам кошусь на часы. Через полчаса надо быть на службе. Вот далась мне сейчас эта сперма. Оксана по-любому ее не получит. У меня доверенность на мать выписана. Если бы со мной что-то случилось там, за ленточкой, мама бы нашла суррогатную мать, которая родила бы мне замену.

Такой у нас уговор был. Слава богу, что не понадобилось.

– Это долгий процесс. Оставляйте заявку, – кивает мне девица. – Или ищите наше уведомление.

– Хорошо, – роняю ощерившись. – Оформляйте что там надо. Только быстро.

– Да, да, – кивает девица. Сканирует мой паспорт, распечатывает какие-то бумаги, протягивает их мне на подпись. – Мы вам сообщим, Олег Алексеевич…

– Буду премного благодарен, – выдыхаю напряженно. – Всего хорошего.

– А вы все-таки подумайте! – окликает меня медсестра. – Людей бездетных много. Они годами ждут. Теряют надежду. Если вам биоматериал не нужен, им бы пригодится. Многие так и поступают. Очень благородно. Никто потом претензии предъявлять не будет.

– Не в этом дело, – бодаю головой воздух. – Все мои дети живут со мной. И точка.

Выйдя на улицу, поднимаю глаза к свинцовому небу. Жизнь продолжается. И кто его знает, может, девчонка в лаборатории права? Но меня перекрывает только от одной мысли. Мой ребенок будет расти где-то на стороне? Нет, я так не смогу.

Глава 27

«А фиг тебе, а не ребенок, Ксюха», – усмехаюсь мстительно. По дороге на службу мысленно ругаюсь с Оксаной и увещеваю Лену. Прошу дать время. Я разберусь. Надо только найти свидетелей.

И неожиданно, перед самым крыльцом управы, резко даю по газам и еду на хату к теще.

Открываю дверь своим ключом, и когда мамаша испуганно выбегает в коридор, цежу ощерившись.

– Ну, привет, мать. Давай поговорим.

– Да о чем, Олежка? Сыночек! – всплескивает она руками. Худая нервная женщина в спортивном костюме и с модной стрижкой. Суетливо мнет полотенце в руках и, чувствуя пятой точкой надвигающийся звиздец, отступает в сторону.

– В гостиную пойдем, Марья Александровна, – киваю на широкий дверной проем и виднеющуюся за ним велюровую мебель.

– Так у меня суп на плите. Оксаночке варю, – причитает теща. Вытирает руки полотенцем и хочет удрать на кухню.

– Выключай. Потом доваришь. Я ей сегодня уже бульон отвез. Завтра твоя очередь.

– Хорошо, – вздыхает теща. Идет красными пятнами. Видимо, понимает о чем речь, сука.

Выключает конфорки под моим строгим взглядом. Понуро бредет в гостиную и, усевшись на краешек кресла, спрашивает суетливо.

– Я не понимаю… Что ты хочешь узнать? Я уже забыла все…

– Как я стал твоим зятем, – бросаю отрывисто. – Давай, расскажи. С самого начала. Кто там к Оксане приходил. Какие условия выставили… Имена, пароли, явки.

– А если не скажу? – смотрит на меня в упор теща.

– Тогда твоя распрекрасная дочка останется с голой ж.пой, – развожу руками. – Я у нее все отберу, а с тебя, старая сука, сниму скальп, – пригвождаю взглядом.

И усмехаюсь криво, когда теща инстинктивно хватается за голову.

– Оксана что говорит? – елозит по мне бегающими глазками.

– Оксана больна, и я пока ее не тревожу. А ты у нас опасно здорова, – цежу холодно. – И потом, Оксане сколько тогда было? Семнадцать? Явно без тебя не обошлось, – выдыхаю, и только сейчас до меня доходит, что Марья тоже в деле. Сколько ей тогда было? Тридцать пять? Видимо, через нее «уважаемые» люди зашли. – Рассказывай, кому и что задолжала. Кто тебя на счетчик поставил? Как говорится, чистосердечное признание помогает очистить душу и скостить срок.

– Да пошел ты, – фыркает теща. – Что ты мне сделаешь?

– Для начала выселю из этой квартиры. Отправлю тебя в Тюмень первым же поездом. Будешь там, на боковой полке в плацкарте, трое суток маяться. Ну и в дороге мало ли что может произойти. Ты же знаешь…

Теща дергается, пытается взять себя в руки. Тянется к телефону. И вздрагивает от моего окрика.

– Отставить. Пока мне все не расскажешь, с места не сдвинешься.

– Я, конечно, не знаю. Но что-то видеть и слышать приходилось. Только мне нужны гарантии, Олег.

– Какие именно? – пожимаю плечами. – При разводе с Оксаной ей отойдет квартира. Не эта, конечно, – оглядываю большую светлую комнату. – Учитывая, что сыновья остаются со мной. Вам и двушки за глаза хватит.

– Но в центре, – словно припадочная, торгуется теща.

– Ты сначала расскажи, что знаешь, – мотаю головой. – А то, может, фуфло какое пригонишь… Я не так богат, чтобы квартирами разбрасываться.

– Квартиру в центре, пожизненное содержание, и я тебе все расскажу.

– Хорошо, слушаю тебя, – сцепляю руки в замок. – Только с именами, фамилиями и адресами желательно. Чем больше расскажешь, тем щедрее я буду при разводе.

– Да особо рассказывать нечего, Олежек, – пожимает плечами теща. На глазах внезапно появляются слезы, а руки безвольно опускаются. – Я же в конце девяностых и в начале нулевых у одного серьезного дядьки учет вела. Ну и левая касса у меня была. Там всегда бабки были. А годы голодные, а одеться хочется, и Ксюшку одеть тоже надо. Вот я туда руку и запускала. Федорыч знал, но особо не запрещал. Я втихаря возьму денежку, а потом с зарплаты