Дотла 2. Красная королева - Анна Эйч

– Я делал это, чтобы у вас с мамой был шанс!

– Да засунь в задницу своё благородство! Мамы больше нет! Всё! Нас тоже больше нет! И я, сука, не знаю, почему всё ещё хочу спасти твою никчёмную задницу!

– Не надо никого спасать! Я понимаю, смерть мамы подкосила тебя, но мы должны принять, что так случается в жизни, и это не всегда связано с нашими поступками.

Стас сдаётся, трёт щетину, зарывается пальцами в волосы, пытаясь прийти в себя. Мы погружаемся в болезненную тишину, после того как чуть глотки не порвали, пытаясь обвинить друг друга в старых грехах. Атмосфера пропиталась упрёками и запахом крови от вскрывшихся душевных ран.

– Вы оба ошибаетесь, – голос Вики разрезает затянувшееся молчание. – Смерть вашей мамы была не случайна, и один из вас никогда себе этого не простит.

– О чём ты говоришь? – недоумевая, спрашивает Стас.

Мы с братом застываем, словно поражённые молнией. В голове проносится дикая мысль: откуда девушка, которая должна быть далека от нашего мира, может знать о том, что даже нам неизвестно? Холодок пробегает по спине – неужели мы все эти годы играли в игру, правил которой не понимали?

Она лишь горько усмехается на вопрос брата и переводит пронзительные глаза на меня:

– Ты ведь получаешь указания напрямую от Стефана Арула?

– Да, – сознаюсь дрожащим голосом и задаю встречный вопрос: – Откуда ты знаешь это имя?

Вика наполняет уже, наверное, пятый бокал вином и в следующее мгновение с печальной полуулыбкой убивает нас своим ответом:

– Стефан Арула – мой отец.

Глава 18. Принцесса тьмы

Вика.

15 лет назад. Черногория.

Пераст – маленький старинный городок в бухте с великолепными видами на острова Госпа од Шкрпела и Святого Георгия. Здесь на возвышенности раскинулся огромный особняк с личной террасой и экзотическим садом одного из самых богатых людей на балканском полуострове. Стефана Арула, моего отца.

Я люблю просыпаться рано, когда солнце только начинает свой путь по небу, а воздух еще свежий и прохладный. С моего балкона море видно, как на ладони – огромное, сверкающее, словно кто-то рассыпал миллионы драгоценных камней по бархатной синей ткани. Папа снова уехал до рассвета. Я слышала шум моторов и приглушенные голоса охранников – они всегда говорят так тихо, что я никогда не могу их подслушать. Я не понимаю, почему нам нужно столько охраны, и чем занимается папа. Когда я спрашиваю, он только улыбается и говорит: «Скоро узнаешь, цветочек».

Сейчас я сижу у окна с альбомом на коленях. Во дворе Мария, моя гувернантка, срезает свежие цветы для дома. Её движения плавные и уверенные, как у танцовщицы. Она всегда подбирает самые красивые бутоны – белые розы, лаванду и какие-то яркие оранжевые цветы, названия которых я не знаю.

В центре нашего сада стоит мраморная скульптура богини воды – Нереиды. Её тело изогнуто в грациозном движении, из рук струится каменная вода. Я пытаюсь перенести её образ на бумагу, но человеческое тело – настоящее испытание для меня. Линии получаются неровными, пропорции нарушены, и моя Нереида больше похожа на странное существо из глубин моря, чем на прекрасную богиню. Вздыхаю и переворачиваю страницу. В нашем доме полно статуй: полуобнаженные мраморные фигуры стоят в каждом углу, молчаливые свидетели моего одинокого детства. Сколько себя помню, они всегда были здесь, поэтому я решила, что теперь они мои друзья и дала всем имена. Строгий мужчина с копьем в холле – это Петар, женщина с виноградом в саду – Сара, а маленький мальчик с флейтой на лестнице – Лука. Он мой любимчик! Я делюсь с ним секретами и уверена, что он никому и никогда о них не расскажет.

Я перевожу взгляд на лист и снова пытаюсь нарисовать изгиб руки Нереиды. Не получается. Карандаш скользит по бумаге, но линии выходят жесткими, неживыми.

– Dušo moja[1]! – голос Марии разносится по саду, и я откладываю альбом. – Где ты? Пора завтракать!

– Иду! – кричу я и спешу вниз.

Наш дом огромен – лестницы, коридоры, комнаты, в которых никто не живет. Золотая клетка, как говорит иногда Мария, не зная, что я слышу. Но я не чувствую себя пленницей. Мой мир – это мои рисунки, мои воображаемые друзья-статуи и море, которое меняет цвет от рассвета до заката. Когда-нибудь я буду путешествовать и увижу весь мир.

Кухня встретила меня теплом свежей выпечки. Мария, как всегда, создавала целый натюрморт на белоснежной скатерти: хрустальный графин с апельсиновым соком, цветная керамическая посуда, и в центре – золотисто-кружевные вафли с легкой россыпью сахарной пудры.

– Вафли! – с восторгом я хватаю одну, прежде, чем сесть за стол.

Мария улыбается, ласково поглаживая меня по руке:

– Ешь, Dušo moja! Сегодня вечером важный день.

Я кривлюсь, откусывая вафлю:

– Опять эти дипломатические приемы? Зачем они вообще нужны? Я не понимаю, почему мне нужно там быть.

– Скоро узнаешь, – таинственно произносит Мария. – Твоё будущее… оно совсем близко.

Моё будущее? Я вижу свое будущее за полотном с карандашом в руке, мечтаю путешествовать и рисовать, проснуться однажды в Барселоне и рассматривать причудливые линии Гауди, или стоять на краю холма в Праге, впитывая готические силуэты соборов. Архитектура для меня не наука, а язык, на котором я хочу научиться говорить.

– Я не хочу на этот прием, – упрямо повторяю я.

Мария только загадочно улыбается.

***

Я медленно спускаюсь по широкой мраморной лестнице в сиреневом платье с пышными рукавами, мне оно совсем не нравится, ведь похожа в нем на эльфа. Мои старшие кузены – Марко и Филипп – стоят у высокого стола и оживленно о чем-то беседуя.

– Малышка Вилли! – Марко первым замечает меня. – А ты подросла с последней нашей встречи!

– Милое платьице, – хитро улыбается Филипп. – Похоже на то, что моя матушка надела на Поппи.

Поппи это шпиц и мой тупоголовый кузен только что сравнил меня с маленькой пушистой собачонкой.

– Иди к черту, Моретти! – посылаю я засранца и двигаюсь вглубь зала.

Гостей не слишком много, только самые близкие и приближенные к отцу люди, но этого достаточно, чтобы заполнить все пространство.

Все в роскошных костюмах и вечерних платьях, официанты с подносами, хрустальные люстры, отражающие мягкий свет. Папа стоит в центре, окруженный важными мужчинами. Когда я подошла ближе, он повернулся. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то теплое – гордость? нежность? – но тут же исчезло.

– Пойдем, – негромко говорит он, – нам нужно поговорить.

Папа берет меня под руку и ведёт через огромные стеклянные двери