Дотла 2. Красная королева - Анна Эйч

– Да! Давай, Вилли, не хнычь, – в её голосе слышится смесь нежности и непреклонности. – Где я ещё найду такую модель с натуральной копной огненно-рыжих волос?

– Только при условии, что ты подаришь мне платье из своей коллекции, когда станешь знаменитым и жутко заносчивым дизайнером, – улыбаюсь я, чувствуя, как губы растягиваются в лукавой усмешке.

– Как скажешь, – смеётся Стелла, и её смех разносится мелодичным эхом над бесконечной гладью моря, смешиваясь с криками чаек.

Она начинает активно щёлкать затвором фотоаппарата, а её глаза искрятся тем особым светом, который появляется только у людей, поймавших свою мечту за хвост и не желающих её отпускать.

***

– Виола-Кассандра Арула, поторапливайтесь!

Раздражённый голос отца пронзает пространство моей комнаты. Раз он использует моё полное имя, значит уже вышел из состояния обычного нетерпения и находится на грани ярости. Он требует, чтобы я сопровождала его на светском обеде с русскими "партнёрами".

Под "партнёрами", разумеется, следует понимать русскую братву – или как их там в народе называют? Хищники в дорогих костюмах с холодными глазами. Отец хочет с их помощью расширить влияние нашей семейной компании на русскую землю и обогатиться ещё больше, пропитывая новые территории своим ядом.

Нет нужды говорить, насколько мне претит эта встреча и как невыносима мысль о необходимости притворяться, будто я не презираю всей душой то, чем занимается моя семья. Каждый такой ужин – это спектакль, где я играю роль послушной и гордой наследницы синдиката, построенной на чужих слезах и крови.

Одевшись в брендовый деловой костюм из глубокого тёмно-фиолетового бархата, состоящий из обтягивающей юбки-карандаш до колена и приталенного пиджака с объёмной баской от талии, я хватаю туфли Louboutin с характерной алой подошвой и выхожу из комнаты. Я всегда надеваю каблуки внизу, поскольку совершенно не умею на них ходить, и спуск по лестнице для меня превращается в настоящий квест на выживание.

Пока я осторожно перебираю ногами по лестнице, до моих ушей доносятся голоса снизу. В этом тревожном многоголосии я различаю баритон отца, елейный тенор Алессандро – его заместителя и одного из самых приближенных людей, а также глубокий, с лёгкой хрипотцой голос Владимира, моего личного телохранителя. Человека, с которым у меня сложились по-настоящему тёплые отношения и который парадоксальным образом стал для меня ближе, чем родной отец.

– Алессандро, немедленно лети в Грецию, – отец говорит тем тоном, который не предполагает возражений. – После случившегося нужно поддержать Милоша и проконтролировать, чтобы он не наделал глупостей.

– Конечно, сеньор Арула. Сразу доложу о ситуации, – голос Алессандро звучит подобострастно, как всегда в присутствии моего отца.

– А что случилось? – задаю вопрос, внезапно материализовавшись перед ними, как призрак, нарушивший их мужское спокойствие.

– Виола, ты готова! Поехали, нас уже ждут! – отец явно стремится избежать ответа, его глаза холодно скользят по мне, оценивая мой внешний вид с привычной отстранённостью коллекционера, проверяющего сохранность экспоната.

– Что случилось? Почему Милошу нужна поддержка? – не унимаюсь я, не сдвинувшись с места и чувствуя, как в груди зарождается тревожное предчувствие.

– О господи! – он закатывает глаза, не желая вдаваться в подробности, но всё же бросает мне объяснение небрежной интонацией. – Его сестра погибла в автокатастрофе, и я не хочу, чтобы он с горя решил наказать за это всех, кто попадётся ему под горячую руку!

– Стелла? – грудную клетку пронзает жгучая боль, подобная удару тупым ножом. На мгновение я теряю способность говорить, воздух застревает в лёгких, а мир вокруг становится размытым и нереальным. – Стелла погибла? – я отчаянно не хочу верить в услышанное, цепляюсь за надежду, что это чудовищная ошибка.

– Да, несчастный случай, – отец произносит это без всякого сожаления, будто сообщает о поломке кофемашины. – Грузовик выехал на встречную полосу и врезался в такси, в котором она ехала.

– Не… т, – хриплю я, чувствуя, как глаза щиплет от солёных нетерпеливых слёз, а в горле образуется ком размером с кулак. – Нет, нет, нет, этого не может быть! Она же… Она должна была поступить в Марангони, стать великим дизайнером…

Слова рассыпаются, как стеклянные бусины, слёзы застилают глаза, а в сознании мелькают картины нашей последней фотосессии – юбка, корсет, море, смех, мечты…

– Виола! Возьми себя в руки, – холодно приказывает отец. Его голос звучит как удар хлыста. – Люди приходят и уходят из нашей жизни, мы должны принимать это с достоинством!

Он снова отворачивается к Алессандро, продолжив давать наставления, словно моя утрата – лишь досадная помеха для решения действительно важных дел.

– Но она была моей подругой… – дрожащим голосом хриплю я.

– У тебя не должно быть подруг, – снова этот ледяной тон Стефана Арула, который моментально ставит меня на место, как положено дрессированной собачке. – Никто не важен, кроме семьи, поняла меня! А теперь подбери сопли и садись в машину, мы уже… – он бросает взгляд на свои швейцарские часы, но тут звонит его мобильный, и он не заканчивает фразу, отвлёкшись на телефон.

– Да? – лицо отца напрягается, превращаясь в застывшую маску. Он внимательно слушает собеседника, и по напряжённой позе можно догадаться, что услышанное ему совсем не по душе. – Ясно, понял, жди меня.

Отец выключает телефон и поворачивается к Владимиру. В глазах моего телохранителя мелькает сочувствие ко мне, но он тут же прячет его за маской профессиональной невозмутимости.

– Отвези её на виллу, – командует отец, явно перестраивая планы в голове. – Я поеду на другой машине, нужно сделать крюк.

Я стою, оцепенев от горя, пока мир вокруг продолжает вращаться, будто ничего не произошло, будто моя Стелла не исчезла навсегда, унеся с собой мечты, планы и ту частичку моей души, которая умела искренне радоваться жизни.

Владимир кивает и встречается со мной взглядом, кажется, он единственный в этом доме, у кого в груди бьётся живое сердце, а не пульсирует кусок гранита.

– Но я не хочу никуда ехать, моя подруга погибла, я просто не в состоянии… – слова застревают в горле.

– Ты не можешь быть не в состоянии! – гаркает отец, обрушивая на меня всю мощь своего авторитета. – Ты Арула, тебя ничего не может сломить или подкосить, поняла? Пора бы уже научиться скрывать эмоции. Я недоволен твоей реакцией. Своей слабостью ты ставишь под угрозу всё, чего мы достигли.

– Папа… – шепчу я с мольбой, бросая последний якорь надежды в его штормящее равнодушие.

– Забери её, – приказывает отец Владимиру и снова устремляет на меня свой властный, взгляд. – Пострадаешь в дороге, но, чтобы на встрече была свежа и весела. Никаких слёз и кислых мин – ты должна излучать успех и благосостояние!