Разрушенные клятвы - Катарина Маура

Я совмеваюсь.

Не может быть, чтобы она испытывала то же, что и я.

Она обхватывает меня руками за шею, и я нежно поддерживаю ее голову, завороженный тем, как она молча обхватывает рукой мой член и направляет его к себе. Я смотрю в ее глаза, медленно погружаясь кончиком внутрь, тяжело дыша.

Мне стоит нечеловеческих усилий остановиться, замереть и подобрать нужные слова.

— Селеста, — шепчу я, запуская пальцы в ее волосы и сжимая их, в то время как другой рукой удерживаю ее за талию. — Если я возьму тебя сейчас, ты станешь моей. Ты понимаешь? Больше никаких шуток, никаких игр.

Она дышит так же тяжело, как и я, ее взгляд наполнен той же страстью, той же эмоцией. Она кивает, но этого мне недостаточно.

— Скажи, что ты понимаешь.

— Я твоя, Зейн. Кажется, всегда была.

Черт. Я вхожу еще на дюйм, и ее глаза расширяются, во взгляде мелькает тень дискомфорта, несмотря на то, насколько она мокрая.

— Я сейчас трахну тебя, Неземная, а потом мы поговорим. Мы разберемся, как нам сделать это правильно, как по-настоящему научиться общаться. Мы найдем способ разобраться с нашим прошлым и встретить будущее вместе.

Она касается моего лица, и в ее глазах я вижу все, что мне нужно знать.

— У нас получится, — обещает она.

Я продвигаюсь еще глубже, и ее губы приоткрываются, мышцы сжимаются вокруг меня, будто это для нее слишком.

— Ты так хорошо принимаешь меня, моя богиня, — шепчу я, ободряя ее. — Твоя киска словно создана для меня, не так ли?

Она кивает.

— Только для тебя, — повторяет едва слышно, и, черт, если она будет так на меня смотреть, я кончу прямо сейчас.

Я сжимаю ее бедра, удерживая ее, и вбиваюсь в нее до конца, вырывая самый сладкий стон.

— О, Боже, Зейн, — шепчет она, обвивая меня ногами.

Мое имя на ее губах — самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал. Мне его никогда не будет достаточно.

— Моя, — рычу я, отступая наполовину, чтобы тут же вновь войти в нее резко и жадно, теряя последние остатки контроля.

Наконец-то. Черт возьми, наконец-то, она моя.

Глава 19

Селеста

— Ты уже третий раз несешь меня на руках, — шепчу я, зарываясь носом в шею Зейна, жаждая еще большего.

Я думала, что мои воспоминания играют со мной злую шутку, что я сама себе придумала этот его взгляд в ту ночь на выпускном. Но нет. Вот он, смотрит на меня так же, как тогда, — и сердце бешено колотится в груди.

— Вообще-то, в четвертый, — его голос звучит тихо, почти неслышно, но я так близко, что не могу его не уловить.

Я чуть отстраняюсь, вскидываю на него удивленный взгляд.

— В четвертый?

Зейн кивает, усмехаясь.

— Помнишь, ты упала в обморок на уроке химии? Нам тогда было лет пятнадцать. Не думаю, что когда-либо перепрыгивал через парту быстрее. Поймал тебя, пока ты не рухнула на пол, и отнес в медпункт.

— Что?!

В голове пустота. Я этого вообще не помню. Последнее, что всплывает в памяти, что я открываю глаза, а родители нависают надо мной, смертельно перепуганные. Они никогда мне об этом не говорили. И он — тоже.

— Я тогда рухнула, потому что больше суток не ела… но, кстати, я так и не видела нашего химика после этого. Ты не имеешь к этому отношения, Зейн?

Он напрягается, взгляд темнеет.

— Насколько помню, ты спросила его, можно ли тебе съесть хотя бы пару кусочков батончика, а он сказал «нет».

Это не ответ, и он это прекрасно понимает.

— Как долго? — мой голос срывается, но мне даже не нужно заканчивать вопрос. Он знает, о чем я.

Зейн отводит взгляд, аккуратно укладывая меня на смятые простыни. В комнате почти ничего нет, кроме голого матраса, на который он тут же опускается рядом. Он вздыхает, натягивает на нас обоих одеяло, затем разворачивается ко мне, опираясь на локоть.

В этом есть что-то невыносимо сексуальное — видеть Зейна Виндзора голым в моей постели, простыни спущены достаточно низко, чтобы обнажить его рельефный торс. Но еще больше возбуждает осознание, что он принадлежит мне.

— Я не помню себя без тебя, Селеста. В детстве ты была моей соперницей, моим врагом, тем, с кем мне запрещали дружить, кому велели не доверять. Но все эти предупреждения только подогревали мой интерес. Чем больше я узнавал о тебе, тем сильнее меня тянуло. Ты была одной из немногих, кто мог тягаться со мной и побеждать чаще, чем следовало бы. И что еще важнее, ты никогда не пыталась мне угодить. Тебя не впечатляла моя фамилия, наоборот, ты ее ненавидела. А значит, ты видела меня настоящим. Ты не боялась, не заискивала. Все вокруг знали меня таким, каким я «должен быть». Кроме тебя. — Он вздыхает, мягко убирает мои кудри с лица. — Я не знаю, когда наше соперничество стало таким жестоким, когда из противостояния родилось нечто большее… Я просто помню, что в шестнадцать осознал: я чувствую к тебе нечто совершенно иное. Но к тому моменту все уже было решено. Я наговорил и наделал слишком много дерьма, дал тебе тысячи поводов меня ненавидеть. А когда пытался что-то исправить, все лишь становилось хуже, ты не так понимала мои поступки. А потом ты уехала… Черт, я так по тебе скучал. Но в глубине души я надеялся, что это будет наш шанс начать с нуля. Я мечтал, что мы снова встретимся, оставим прошлое позади. Что ты посмотришь на меня — и хотя бы раз в твоих глазах не будет ненависти.

Я тянусь к нему, кончиками пальцев скользя по виску, затем вниз, по линии челюсти. Он прикрывает глаза, легко наклоняет голову, позволяя моему прикосновению вести его.

— А что ты видишь в моих глазах сейчас? — шепчу я.

Его ресницы вздрагивают, а губы трогает медленная, опасно сексуальная ухмылка.

— То, что дает мне надежду, Неземная моя.

Он притягивает меня к себе, и я поддаюсь без сопротивления, пораженная тем, насколько естественно мы сплетаемся, насколько правильно это ощущается.

— Зейн, — выдыхаю я, сердце тяжелеет. — Нам… нам нужно поговорить.

— Знаю, — он погружает пальцы