Развод. Десерт для прокурора - Анна Князева

все паблики, куда только можно! Я рассказала, что это была клевета! Что торт был идеальный! Что я всё выдумала! Вот, смотрите! — она судорожно стала листать свой телефон, тыча ярким экраном мне в лицо, на котором мелькали скриншоты постов.

Я машинально отшатнулась, как от чего-то заразного.

— Зачем? — мой голос прозвучал глухо. — Зачем вы это сделали тогда? И зачем сейчас это опровергаете? Что случилось?

Её лицо исказилось гримасой настоящего, животного страха.

— Мне нужны были деньги. А Виктор… Он предложил мне. Сказал, что это просто небольшая услуга. Устроить маленький скандальчик. Я не думала, что всё так обернётся! Клянусь! Я не знала, что у вас такие связи!

Вот оно. Прямое, неопровержимое доказательство. Подтверждение из уст самой исполнительницы. В груди что-то ёкнуло — не радость, а леденящая душу, горькая ясность.

Так он и воюет. Мой бывший муж. Из-за угла. Покупая за гроши чужую совесть и разрушая то, что ему не принадлежало.

— Вон, — прошипела я, указывая на дверь. Моё спокойствие в этот момент было, наверное, страшнее любой истерики. — И чтобы я больше никогда вас не видела и не слышала.

Она что-то ещё попыталась лепетать, какие-то оправдания, мольбы, но я просто развернулась и ушла на кухню, оставив её одну в пустом, тёмном зале. Через минуту я услышала, как дверь с силой захлопнулась, и звякнул колокольчик, будто ставя точку в этом мерзком эпизоде.

Правда, как шило в мешке, вылезла наружу, но горечь и усталость никуда не делись. Правда не лечит раны, она лишь показывает, насколько глубоко зашёл нож.

Я закончила все дела, потушила свет в зале и с тяжёлым, налитым свинцом сердцем вышла на улицу, чтобы наглухо запереть железную дверь. Холодный ночной воздух обжёг лёгкие, и я сделала несколько глубоких, прерывистых вдохов, пытаясь очиститься.

Надеюсь, пиарщики помогут всё наладить.

И тут я его увидела. Знакомый, массивный, чёрный внедорожник. Он стоял прямо у входа, впритык к бордюру. Стекло со стороны водителя бесшумно опустилось.

— Садись, — сказал Игорь. Его лицо было освещено тусклым светом приборной панели, и оно было серьёзным и сосредоточенным.

Я кивнула, слишком уставшая, чтобы спорить или задавать вопросы, и обошла машину, чтобы сесть в пассажирское кресло.

— Пристегнись, — тихо добавил он, трогаясь с места. Его движения были такими же точными, но в них появилась какая-то замедленность.

Только теперь, при свете уличных фонарей, мелькающих за окном, я разглядела его как следует. Глаза у него красные, а на скулах горел нездоровый румянец.

— Игорь, ты как себя чувствуешь? — осторожно спросила я, прерывая тягостное молчание.

— Нормально, просто устал, — отмахнулся он, но я видела, что ему нехорошо.

Тревога кольнула меня острее. Мы доехали до дома молча. Когда он заглушил двигатель и мы поднялись на лифте до моего этажа, я не выдержала.

— Дай, потрогаю, — сказала я и, не дожидаясь разрешения, приложила ладонь к его лбу.

Кожа под моими пальцами была сухой и обжигающе горячей.

— Да ты просто пылаешь! — воскликнула я. — У тебя температура!

Он попытался отстраниться, слабо улыбнувшись.

— Пустяки. Просто простуда. Пройдёт.

— Какие пустяки! Посмотри на себя в зеркало! У тебя дома есть лекарства? Термометр?

Игорь покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на детскую беспомощность.

— Нет. Я практически никогда не болею. Да и это ерунда.

В этот момент он выглядел не всесильным прокурором, а уставшим, больным мужчиной, который просто не привык, что о нём кто-то заботится. И это растрогало меня больше любых его сильных поступков.

Вся моя усталость и собственные проблемы мгновенно отступили на второй план, сменившись желанием помочь.

— Так, слушай сюда, — сказала я уже командным тоном. — Ты сейчас идёшь к себе, раздеваешься и ложишься в постель. И дверь не закрываешь, понял?

Он удивленно поднял брови, но кивнул, слишком ослабленный, чтобы спорить.

— Понял.

— Отлично.

Я вновь спустилась вниз и практически побежала по ночной улице. К счастью, в соседнем квартале работала круглосуточная аптека. Запыхавшись, я влетела внутрь и, опираясь на стойку, стала диктовать провизору целый список: «Жаропонижающее, противовирусное, капли в нос, леденцы от горла, термометр, витамины…»

Через десять минут, сжимая в руках увесистый пакет с лекарствами, бутылкой минералки и лимоном, я уже поднималась на его этаж. Дверь в его квартиру, как я и просила, была не заперта.

Я вошла внутрь. В прихожей горел только один торшер, отбрасывая длинные тени. Игорь сидел на краю дивана в гостиной, согнувшись, и безуспешно пытался расстегнуть пуговицы на рубашке. Его пальцы не слушались.

Увидев меня, он поднял на меня мутный от температуры взгляд.

— Вернулась… — прошептал он хрипло.

* * *

Следующие несколько дней моя жизнь превратилась в бег с препятствиями между двумя квартирами. Моя — на двадцатом этаже, его — на пятнадцатом. Лифт стал моим вторым домом.

Игорь сдался быстро и полностью. Сильный организм, привыкший всё контролировать, взбунтовался против такого обращения, и болезнь свалила его с ног. Температура под 39, ломота во всём теле и кашель, от которого, казалось, трескалась грудь.

Мой грозный прокурор превратился в ворчливого, беспомощного ребёнка, который морщился от таблеток и пытался улизнуть из-под одеяла, чтобы проверить рабочую почту.

Я была непреклонна.

— Никаких дел, — забирала я у него ноутбук и телефон, заряжая их в другой комнате. — Только сон, питьё и лекарства.

Я варила ему густой, наваристый куриный бульон, которым когда-то меня спасала моя бабушка. Заваривала зелёный чай с липой, имбирём и малиной, заставляла пить его много жидкости. Ставила на тумбочку термос с горячим морсом и тарелку с нарезанным лимоном, обмокнутым в мёд.

Приносила из своей квартиры плед, потому что Игоря, несмотря на жар, постоянно знобило.

Он смотрел на меня своими лихорадочными, слишком яркими глазами и хрипел:

— Олесь, ты же кондитер, а не сиделка. У тебя дела…

— Мои дела подождут, — отрезала я, поправляя подушку у него под головой. — А ты — нет.

И в эти моменты, в полумраке его спальни, пахнущей лекарствами и травами, между нами возникала странная, почти домашняя близость. Он был слаб, а я — сильна. Он нуждался, а я заботилась.

Это переворачивало наши роли с ног на голову, и мне это нравилось. Нравилось чувствовать себя нужной здесь, за пределами кухни и духовки.

Тем временем, рекламное агентство, наконец, начало активную работу. Менеджер присылал макеты баннеров, отчёты