Развод. Десерт для прокурора - Анна Князева

Игорь замолк, сделав пару шагов внутрь. Его взгляд, привыкший за секунды считывать невербальные признаки на допросах, мгновенно зафиксировал неестественную скованность моей позы, сцепленные до белизны костяшек пальцы, спрятанные под столом.

— Олеся? — его голос потерял лёгкость, стал мягче и настороженнее. — Что случилось?

Я заставила уголки губ дрогнуть в легкой улыбке.

— Ничего страшного. Просто засиделась с бумагами. Отчёты, ты знаешь, — я и сама себе не верила.

Он не стал спорить, не стал требовать ответа. Он просто подошёл и сел напротив, отодвинув стоявший передо мной стакан с водой, в котором лёд уже давно растаял, превратив её в безвкусную влагу. Его движение было медленным, ненавязчивым, давая мне пространство, словно передо мной был настоящий психолог.

— Не закрывайся, — тихо попросил он. Его глаза не отрывались от моего лица, стараясь увидеть в нём хоть какое-то просветление. — Это он? Опять дал о себе знать?

Я отвернулась, уставившись в ночь за окном. В тёмном стекле отражалась наша с ним немая сцена: он — спокойный и собранный, я — сжавшаяся в комок от напряжения.

— Неважно, Игорь. Просто очередной выброс токсинов. Ничего существенного, — нехотя ответила я, так отчаянно желая, чтобы это было правдой.

— Если он тебя преследует или угрожает, — Он стал более серьезным, — я могу с ним поговорить. По-мужски. Объяснить, что некоторые игры могут быть опасными и иметь свои последствия.

В его тоне не было ни намёка на бахвальство. Это было холодное, взвешенное предложение. Он не предлагал устроить драку, он предлагал провести профилактическую беседу с позиции неоспоримого авторитета. И мы оба прекрасно понимали, какой вес будет иметь его «объяснение».

— Нет! — вырвалось у меня слишком громко и поспешно, что эхо от этого крика неприятно отозвалось в пустом зале. Я сглотнула, пытаясь взять себя в руки. — Спасибо, но нет. Он не опасен. Он просто гадкий и мелочный. Как таракан. Испортит настроение и заползёт обратно в свою щель. Ничего нового.

Я не могла вымолвить слова о проверках, о его угрозах «стереть в порошок». Признаться в этом то же самое, что закричать на весь город, что он всё ещё может меня ранить, что его щупальца дотягиваются сюда, до моего детища. А я не хотела, чтобы Игорь видел эту уязвимость. Я и так для него, наверное, кажусь слабой и бесхребетной.

Он наблюдал за мной, его молчание было красноречивее любых слов.

— Понимаешь, — начал он наконец, осторожно, будто ступая по тонкому льду. — Всё это неправильно. Этот не расторгнутый брак как недолеченный зуб. Он будет ныть и болеть, мучая всех. Тебе бы уже давно пора от него официально избавиться. Подать на развод. Вычеркнуть его из своей жизни как ошибку.

Я молча кивнула, глядя на свои руки. Они лежали на столе, и я видела, как мелко дрожат кончики пальцев. Он был прав, тысячу раз прав. Но мысль о новом витке наших склок, о бумажной волоките, о необходимости снова, пусть и через адвокатов, вступать в контакт с Виктором и его матерью, вызывала во мне физическое омерзение, граничащее с паникой. Я так устала бороться.

— Если он не даст согласия, мы легко решим это через суд, — голос Игоря приобрёл те самые сухие, деловые нотки, которые, я знала, он использовал на работе. — Я помогу. Соберём все документы, найдём самого лучшего адвоката по семейным делам. Ты не одна в этой истории, Олеся. Запомни это. Теперь рядом с тобой есть я.

— Я знаю, — выдохнула я искренне. — Спасибо. Я подумаю.

В его глазах на долю секунды мелькнуло что-то похожее на разочарование, но он тут же одёрнул себя и скрыл это за маской невозмутимости. Он хотел действий, быстрых и решительных. А я могла предложить лишь своё смятение.

— Хорошо. Не будем сейчас об этом, — Игорь откинулся на спинку стула, меняя тактику. — Давай уйдём отсюда. Поужинаем? Куда-нибудь в тихое место, где нас никто не найдёт. Тебе явно нужна передышка.

Мысль о том, чтобы натянуть на себя маску благополучия, сидеть в уютном ресторане, делать вид, что всё прекрасно, казалась мне пыткой, превосходящей всё остальные. Вся моя энергия, все душевные силы были вычерпаны до дна этим днём, этим звонком, этой необходимостью держать оборону.

— Я не могу, — покачала я головой. — У меня ещё куча работы. Нужно расписать график на завтра, проверить заказы, сверить приход сырья. Ты же понимаешь, впереди выходные.

Я жестами попыталась изобразить кипу несуществующих бумаг.

Он понимал, а также явно видел мою жалкую попытку солгать.

— Тогда я останусь с тобой, — заявил он просто. — Почитаю документы, пока ты закончишь. Мне и самому есть над чем поработать. Не хочу, чтобы ты одна тут сидела в таком состоянии.

И это стало последней каплей. Его забота, его упорное желание быть рядом, его попытка взять на себя часть моего груза — всё это обрушилось на меня с такой силой, что я едва не задохнулась.

Мне отчаянно, до слёз нужно было побыть одной. Чтобы выплакать эту горечь, эту злость, этот страх, которые клокотали во мне. Чтобы никто, даже он, не видел, как рушится моё хрупкое самообладание.

— Игорь, пожалуйста, — голос мой дрогнул и сорвался на шёпот. — Ты будешь меня только отвлекать. Я знаю себя. С тобой я не смогу сосредоточиться. Я быстрее справлюсь одна. Иди домой. Отдохни. У тебя же завтра тоже, небось, сумасшедший день.

Он смотрел на меня. Долгим, пристальным, пронизывающим взглядом, который, казалось, читал каждую мою мысль, видел каждую трещинку на моей душе.

В его глазах боролись желание помочь и уважение к моим границам. Я выдержала этот взгляд, изо всех сил стараясь не отвести глаз, не выдать внутренней бури.

Казалось, прошла вечность. Наконец Игорь медленно, почти нехотя, поднялся.

— Как скажешь, — произнёс он, и в его голосе послышалась лёгкая, едва уловимая обида. — Но если что-то случится, любая мелочь, любой намёк на его присутствие, ты сразу же звонишь. Вне зависимости от времени. Договорились?

— Договорились, — кивнула я, чувствуя, как предательский комок слёз подкатывает к горлу. Я боялась, что, если скажу ещё хоть слово, это станет концом моего самообладания.

Он ушёл. Я сидела неподвижно, как каменное изваяние,