Сбежать из Академии - Леока Хабарова

Все разом уставились на меня, и я, сгорая со стыда, стёрла с лица по-идиотски счастливую улыбку.

Проклятье.

Абзац смотрела, обжигая взглядом.

— Я сказала что-то смешное? — повторила она, и я судорожно мотнула головой. Но, увы, не помогло: грозная советница Которектора основательно закусила удила. — Будьте любезны сказать, что именно в моей речи вас так позабавило? Возможно, вам пришла в голову какая-то остроумная шутка? Или вспомнился анекдот? Ну же, не упрямьтесь. Поделитесь с коллегами. Вместе посмеёмся.

— Я… я не… — промямлила я, совершенно растерявшись. — Я бы никогда…

Мегера, сидящая от Абзац по правую руку, демонстративно уткнулась в лежащие под носом бумаги. Рассчитывать на её помощь не имело смысла: она не вступится. По крайней мере, не сейчас. Не перед всеми.

— Встаньте! — рявкнула Абзац. Я поднялась. — Вы имеете наглость высмеивать меня перед коллективом! Ваше отвратительное поведение оскорбляет всех в этом зале! Да вы просто…

— Это моя вина. — Антон поднялся со своего места. Руки физик небрежно засунул в карманы и смотрел так, как никто не рискнул бы смотреть на грозную советницу Которектора.

Дерзкий парень.

Неужели рискует только из-за меня?

— Вы… — Глаза Абзац превратились в две щёлочки.

— Я, — кивнул Антон. — Это я рассмешил коллегу своим непедагогическим лицом. Поэтому она улыбнулась.

Зал замер. Стало так тихо, что можно было расслышать как встают дыбом волосы на затылке Мегеры. За последние пару дней она знатно оволосела и напоминала орангутанга. С начёсом и в очках.

— Вон, — злобно выцедила Ираида Витальевна Абзац.

Антон хмыкнул, пожал плечами и начал протискиваться к выходу через ряды стульев. Я рванулась за ним, но взгляд Мегеры пригвоздил меня к месту.

«А ну села!» — кричали её глаза, и я не нашла в себе силы ослушаться. Опустилась на стул, склонила голову и закусила губу. Душа моя полыхала, а сердце заходилось в груди от непонятных, путанных эмоций.

Да, я трусиха. Самая настоящая трусиха. Слабачка. Позорница. Бесхребетная амёба! Хотя… С другой стороны, Антон уйдёт, и ничего ему не будет. Он — ценный кадр. Грамотный сотрудник. На его место так быстро замену не найти. А я…

Сколько таких, как я? Сотни? Тысячи? Много ли ума надо, чтобы выполнять секретарские обязанности в режиме «принеси-подай-уйди-нафиг-не мешай»? Если взбрыкну, Мегера моментально наймёт новую помощницу, а меня пинком под зад отправит в мир людей — работать в офисе от звонка до звонка за гроши, которые с натяжкой покроют оплату съёмной хрущёвки в какой-нибудь богом забытой дыре!

Жуткая неизвестность за пределами ЗГУ пугала до дрожи, и я повела плечом, прогоняя мысли о мрачных перспективах. Фантазии об увольнении — сладкие несбыточные грёзы — крошились под прессом чёткого понимания: я не выживу. Там, в обычном мире, нет для меня места. Поэтому надо молчать и терпеть. Терпеть и молчать. Все ведь так делают, верно? А стало быть — это правильно. Бог терпел и нам велел, так что нечего бузить.

Возможно, станет легче. Когда-нибудь.

Но это не точно…

— Как я уже сказала, за свой нелёгкий труд все преподаватели получат благодарственные письма и памятные значки́, — закончила наконец Абзац. — Низкий вам поклон, дорогие! Любимые! Бесценные мои!

Горячо простившись с коллективом, советница Которектора удалилась в сопровождении свиты из замов, а заседание продолжилось. Слово взял Беспальцев. До этого момента Михаил Гнидович сосредоточенно сидел в телефоне, меланхолично листая ленту, но даже Абзац не рискнула сделать ему замечание.

— Кхе-кхе, — начал замглавбух, уткнувшись носом в бумажку. — Настали тяжелые времена, и нам далеко нелегко. Надо затянуть пояса и выполнить все пункты от А до Б. Поэтому мы подумали, и я решил: необходимо срочно сократить расходы всеми неправдами! С первого числа всех переведут в должность младших научных сотрудников с соответствующим понижением оклада. Стимулирующие надбавки будут временно урезаны навсегда. Премии отменены. Также, вас всех формально уволят и заново оформят с начала конца нового учебного года.

— Но ведь тогда мы потеряем в отпускных! — выкрикнул кто-то с задних рядов.

— Именно! — довольно улыбнувшись, подтвердил Беспальцев. — Денег у ВУЗа нет, но вы держитесь. Ах да, чуть не забыл! До конца дня надо внести пожертвования на установление гранитного памятника Которектору. Списки надо подать до обеда. Кто не сдаст, будет публично осмеян и подвергнут остракизму. Есть вопросы?

Мгновенно вырос лес рук.

— Отлично. — Беспальцев сложил листы аккуратной стопкой, обстучал об стол и сунул в портфель. — Зададите их Мегере Душегубовне. Всех благ.

Он вышел в стену и исчез, а по залу прокатился ропот.

— Как же так! Я профессор! Я не майонез! — возмущённо выпалил Енисей Симарглович. — Я лично знал Рюрика, у меня есть справка! [1]

— Не могу я в увольнение! У меня стаж! До пенсии вот-вот!

— А у меня ипотека в Чебоксарах!

— Протестую! Это незаконно! Вам любой кадровик скажет!

— Командировочные за великое переселение народов до сих пор не выплатили!

— Позор!

— Произвол!

— Надо подать жалобную жабу! Куда смотрит профсоюз?

Мегера подняла мохнатое лицо и устало оглядела подчинённых.

— Внимание на экран, — сказала бесцветно и кивнула сидящему рядом инкубу Алёшеньке. Тот мигом врубил проектор, и перед нами предстал образец более чем странного заявления:

«Прошу понизить меня в должности и урезать зарплату. К руководству претензий не имею. Дата. Подпись».

— Каждый получит такую рыбу [2], — произнесла Мегера в гробовой тишине. — В двенадцать тридцать Нина соберёт подписанные заявления и отвезёт в Центральный корпус. А те, кто не поддержат инициативу руководства, будут объясняться с Ираидой Витальевной лично. Ну что? Есть желающие поспорить с Абзац? Нет? Так я и думала. Разговор окон…

— Я! — густой бас донёсся откуда-то с галёрки, и все повернули головы. Кощей Кощеевич Лиходейский встал и выпрямился во весь рост.

— Что, «я»? — непонимающе нахмурилась Мегера.

— Я желаю, — пояснил некромант. — Желаю поспорить. Хоть с Абзац, хоть с самим Которектором, если придётся.

— Хотите опозорить меня? Унизить?

— Нет. Хочу, чтобы перестали унижать нас, — парировал Кощей, и все одобрительно закивали.

— Боюсь, это невозможно.

— И всё-таки я попробую.

Зал одобрительно загудел.

— Так чего же вы молчали, когда вам озвучили инициативу? — взъерепенилась Мегера. — Как мне высказывать, так все смелые, а как напрямую руководству сказать…

— Вот я и скажу. — Лиходейский спустился с галёрки и вышел, хлопнув дверью чуть громче, чем требовалось.

* * *

Заседание завершилось только спустя час. Когда последний сотрудник покинул зал, Мегера Душегубовна жестом подозвала меня.

— Раздай всем заявления, — сухо распорядилась она. — Будут упрямиться — заставь подписать.

— Но… как?

— Как хочешь! Умоляй, угрожай — без разницы. Мне что, учить тебя делать твою работу? Заявления должны быть подписаны