Семнадцатый - Эмилия Вон

– Да, гений. – Я скрестил руки на груди. – Это называется обязанностями ассистента. Ты уверена, что выбрала ту профессию?

Селена закатила глаза.

– Ты не понимаешь. Я имею в виду двадцать четыре часа. – Она повторила это, словно я был идиотом, не знающим, сколько длятся сутки. – Это значит утро, день и ночь.

Она действительно считала меня…

Погодите!

– О чем ты говоришь?

– О, неужели до тебя дошло, Чемпион?

Нет.

Она шутит. Это, должно быть, шутка? Мунир не мог так со мной поступить!

За все годы, что Марта работала со мной, не было ни дня, чтобы она понадобилась мне ночью. Какого черта ему пришло в голову, что поселить Селену со мной – хорошая идея? Это плохая, очень плохая идея. И абсолютно точно невозможная!

– Нет. Этого не будет. – Я провел ладонями по лицу, почувствовав усталость во всем теле. – Мне не нужна нянька, которая будет ползать тут круглосуточно, и тем более жить здесь. Нет, черт возьми!

– Ну, твой агент думает иначе.

Я бросил на Селену гневный взгляд и снова набрал номер Мунира, но тот отключил телефон, судя по автоответчику.

– Ублюдок! Я уволю его.

– О, ничего себе. Значит, твоя пижонская задница настолько крута, что ты любую проблему решаешь увольнением? Словно это вот так просто? – Она обняла свою собаку одной рукой, а другой щелкнула пальцами у меня перед носом. – Щелк, и все?

– Пижонская задница?

– Да, именно так. Ты же теперь звезда, как и мечтал. Все, к чему стремился на протяжении своей жизни, у тебя есть: шикарный дом, машины в гараже, деньги, статус, окружение, связи, девушки, имя. И, кажется, ты считаешь, что это дает тебе право вести себя как придурок: вот так легко распоряжаться жизнями других людей, играть с ними.

– Играть с ними? – Иронично. Она обвиняет меня в том, в чем сама преуспела получше других. – Хм, странно. Думаю, тебе лучше знать, как играть с жизнью людей, при этом не имея ничего из перечисленного. Разве нет?

И тут я почувствовал, как ее ладонь обожгла на щеке кожу. Было больно, но я не сдержался и нагрубил ей. Я знал, что мои слова обидели ее, но ее побег нанес не меньший ущерб.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – произнесла она дрожащим голосом, глядя мне в глаза.

Собака залаяла, почувствовав напряжение и потребность защитить свою хозяйку, хотя именно она и нанесла мне пощечину.

– Да, как и ты меня, потому что ты не позволила нам узнать друг друга лучше, когда сбежала, не потрудившись даже объясниться. Так кто из нас играет людьми, Маккой?

– Я не сбегала! – Селена подошла ближе, слезы блестели в ее глазах.

Я хотел остановиться. Мне нужно было это сделать, но она собственноручно расковыряла едва зажившую рану, и теперь та кровоточила.

– Разве? Потому что именно это ты и сделала.

Селена смотрела на меня сквозь пелену слез в небесно-голубых глазах, и я увидел в них то, чего не ожидал увидеть. Боль с примесью обиды.

Какого черта? В них должна быть вина. Это она бросила меня в тот период, когда я больше всего нуждался в ней.

– Если я и убежала, на то была причина, и не тебе меня судить.

Селена не позволила слезе скатиться по алой щеке: быстро смахнула ее, злясь на нас обоих. Она просто развернулась и, схватив собачью переноску и дорожную сумку, которую я не заметил, выбежала из дома в ночную тьму. И я позволил ей. На этот раз я был тем, кто выгнал ее из своей жизни. И меня это устраивало.

Глава 10. Селена

Пальма-де-Майорка, Балеарские острова, Испания

Октябрь 2018 года

– Это обычная домашняя вечеринка, или мне срочно нужно достать свой самый шикарный купальник и начать экстренную детокс-диету, чтобы за одну ночь сбросить три злополучных килограмма?

После уроков мы с Каталиной решили остаться в библиотеке, чтобы выполнить домашнее задание и поболтать. С этой девчонкой невозможно было помолчать ни минуты!

– Во-первых, это вовсе не вечеринка, а просто небольшой девичник. А во-вторых, сомневаюсь, что такие диеты вообще существуют. – Закончив последнее предложение своего эссе по зарубежной литературе, я закрыла тетрадь и стала собирать вещи со стола.

Время уже близилось к вечеру. Папа прислал несколько СМС с просьбой не задерживаться. Мы прожили на острове чуть меньше месяца, а он все еще волновался, когда я приходила домой позже обычного. Он с Энни даже предлагали забирать меня после занятий, но я могла и сама добраться до дома.

– К тому же тебе совсем незачем расставаться с этими килограммами, ты выглядишь просто сногсшибательно.

– Ага, только этого недостаточно, чтобы привлечь внимание парней. – Каталина грустно улыбнулась, аккуратно складывая учебники в ярко-розовый рюкзак и поднимаясь со стула.

– Думаю, дело в конкретном парне, не так ли? – осторожно предположила я, догадываясь, кто именно мог стать причиной ее грусти.

Еще в первый день нашего знакомства Каталина недвусмысленно дала понять, что Марко Алонсо принадлежит исключительно ей. Они дружат с самого детства, но ее чувства давно переросли обычную привязанность. Подруга считала, что ему нет до нее дела, но я могла с этим поспорить. Каждый раз, замечая их взгляды в школьных коридорах или на уроках, я видела, как Марко смотрит на Каталину: будто она – центр его вселенной. Любая девушка мечтала бы о таком внимании, поэтому я знала наверняка: ему далеко не все равно.

Каталина небрежно заправила прядку своих роскошных кудрей за ухо и пожала плечами, когда мы направлялись к выходу из библиотеки.

– Ты безумно красива, – прошептала я, обнимая ее. – И Марко от тебя без ума.

Подруга фыркнула.

– Он без ума от футбола. Мы с ним никак не можем соперничать. Ты хоть раз видела, чтобы он был таким счастливым рядом со мной, как тогда, когда гоняет мяч с ребятами? Или замечала, как он смотрит на этот проклятый кожаный мяч? Будто нет ничего прекраснее, чем эта дурацкая игра!

Мы медленно спустились по ступеням и прошли по тропинке к выходу с территории опустевшей школы. Солнце уже опускалось за горизонт, окрашивая небо в ослепительные оттенки оранжевого и алого. Теплые лучи играли на ее коже, придавая ей золотистый оттенок, а зеленые глаза блестели, словно изумруды.

– Уф, к черту футбол! – неожиданно воскликнула Каталина, резко остановившись и топнув ногой. Ее темные локоны развевались на ветру, а лицо освещал мягкий