Дракот для Снежной королевы - Анна Снегова

бы давно мёртв! Он бы убил тебя! Послал бы кого-нибудь другого! Ты не представляешь, насколько сильно тебе повезло, что это оказалась именно я! Если бы ты не был таким дураком, ушёл бы со мной, и всё было бы хорошо. Но ещё не поздно! Выбери меня! Пойдём со мной. Здесь нет ничего, кроме льда и этой наивной девчонки. Что она может дать тебе такого, чего нет у меня?

Она протягивает к нему руку с кроваво-красными ногтями, которые прямо на глазах вытягиваются, заостряются, становятся когтями. А в глазах разгорается алчный блеск.

Я растерянно оглядываюсь на Кая.

Он сжимает мои пальцы крепче, до боли.

— Ты этого никогда не поймёшь, — качает головой.

Герда роняет руку.

Отступает на шаг.

— Я так и знала, что этим закончится. Ты вернулся тогда из чертогов Снежной королевы сам не свой. Говорил только об этом. Сказал, что мечтаешь снова туда вернуться, когда вырастешь.

Ох… значит, он не забывал меня? Всё это время помнил?

Его заставили забыть.

В моей груди вспыхивает гнев. Не могу удержаться, выпаливаю:

— И тогда ты отравила его своей магией? Что это за ужасное чёрное стекло?

Герда пожимает плечами:

— Розы уже не действовали так хорошо, как раньше. Пришлось импровизировать.

Не могу поверить.

Просто не могу поверить!

В то, что люди могут быть настолько жестоки. Чтобы держать рядом с собой насильно человека, который тебя не любит. И делать тем самым несчастными сразу двоих, лишь бы тебе было хорошо.

Нет. Это не любовь.

Такие, как она, не умеют любить.

В расстановкой произношу:

— Теперь понятно, как ты за два дня добралась до моих чертогов… а я-то недоумевала! Что за олень у тебя? Его ты тоже заколдовала?

Герда надменно вздёргивает подбородок.

— Это слишком сложная магия! Тебе такой не видать, как своих ушей!

Она щёлкает пальцами, и огромный зверь, меланхолично что-то жевавший за порогом, разрывая сугроб мохнатыми копытами… уменьшается прямо на глазах. Превращается в деревянную фигурку, которая пролетает по воздуху и приземляется прямиком в подставленную ладонь девушки. Герда бросает на меня высокомерный взгляд.

— Не представляешь, сколько трудов надо, чтобы освоить высшее колдовство. И как мне было мучительно трудно столько лет ждать в теле мелкой девчонки, пока это тело, наконец-то, вырастет! Я столько старалась ради этого остолопа, столько лишений терпела! Одно бесконечное бурчание его карги-бабки чего стоило.

Кай бледнеет на моих глазах.

— Только не говори мне, что она не сама упала с лестницы!

Герда усмехается.

— Хорошо, не скажу! Старой моралистке не понравилось, что я перестала спать в отдельной постели.

У меня сжимается сердце. Кровь приливает к щекам.

Спасает только очевидное отвращение на лице Кая.

— Убир-р-райся отсюда, дрянь! Иначе я не знаю, как мне сдержаться. Никогда не поднимал руку на девушку… но ты не девушка. Ты дьявольское отродье.

Она воспринимает это, кажется, как комплимент. Яркие губы раздвигает усмешка.

А потом вдруг на плечо Кая приземляется Христиан. И хрипло каркает:

— Кар-р-какое меткое наблюдение! А пусть-ка наша гостья расскар-кажет! Откуда у обычной кар-колдуньи чёрное зеркало Орфеуса?

Мои глаза расширяются в испуге.

И словно громче ревёт стена Вечности там, за тёмным горизонтом. Как будто стало чуть ближе зловещее Ничто, которое стремится поглотить всё хорошее и доброе в этом мире.

Но я даже не подозревала, что у Орфеуса, который всё это время пытался сожрать наш мир, обратить его в зияющую дыру, уничтожить даже малейший отголосок света… здесь были приспешники.

Медленно-медленно в моей голове последний осколок укладывается в общую мозайку.

И из этих ледышек складывается слово «Истина».

Произношу тихо:

— Орфеус хотел помешать нам с Каем быть вместе? Он отправил тебя, чтобы ты была с ним рядом и не пустила его вернуться ко мне?

Кай с негодованием добавляет:

— Мы с бабушкой подобрали тебя на улице, приняли в свою семью, мы заботились столько лет о тебе… а всё это время, оказывается, ты была змеёй, пригретой на груди?

Она смотрит на нас с презрением и даже не отвечает.

— Но почему? — не понимаю я. — Какое ему дело до нашей с Каем…

Хочу добавить ещё одно слово. Но смущаюсь так, что к горящим щекам добавляются ещё и кончики ушей. И всё остальное.

— … Любви, — тихо заканчивает за меня Кай. И нежно гладит мою ладонь большим пальцем. Его взгляд скользит по моей щеке. И в моём сердце вспыхивает тепло. Я всё ещё не решаюсь встретиться с Каем глазами. Но огонёк тихой радости согревает меня всю. И как будто утихает буря на душе, оставляя свет и чистоту.

— А вот на этот кар-хар-рошший вопрос могу тебе ответить я, — фыркает Христиан, хлопая белоснежными крыльями и перелетая на моё плечо. — Орфеусу страсть как не хотелось, чтобы наконец-то родился Воин Вечности! А судя по всему, вы — его будущие родители.

Нет.

До этого самого момента я на самом деле никогда не знала, что такое, покраснеть по-настоящему.

Когда взгляд, которым на меня смотрел Кай, стал вдруг каким-то по особенному острым, жарким и по-мужски пристальным.

…Он хотел сказать что-то, но не успел. Только шевельнулись губы.

С мерным, протяжным звоном часы в ледяном зале ударили первый из двенадцати ударов последнего дня моей жизни.

— Я не должна. Но почему-то мне вас даже жаль, — усмехается Герда. — Воин Вечности не имеет права родиться.

В её ладони в мерцании тёмных искр появляется длинный, изогнутый осколок чёрного зеркала, острый, словно нож.

Почти не размахиваясь, чётко выверенным движением она бросает его в цель.

Кай вздрагивает всем телом. Удивлённо распахивает глаза. Опускает взгляд.

Его пальцы разжимаются и выпускают мои.

Прижав ладонь к губам, я слежу за тем, как на его груди, возле сердца, разрастается кровавыми лепестками алый цветок.

Глава 22

Паника.

Она так велика, что в первый момент я теряю вообще способность думать.

Кай падает мне на руки, он тяжёлый, словно каменная плита, мы оседаем на пол. Я обнимаю его обеими руками, они трясутся. Кай пытается что-то сказать, но на его губах кровь. Взгляд уплывает в туманной дымке.

Нет…

Второй удар часов разрывает тишину. Распарывает её, как ножом. Могучее эхо прокатывается по пустым коридорам дворца.

Непослушными пальцами, ранясь до крови, я выдёргиваю осколок чёрного зеркала из груди Кая, он вываливается из моей руки и со звоном падает на пол.