Киндер-сюрприз для босса - Айрин Лакс

Я чувствую, что на нас смотрят.

Скользят взглядами по лицу Спартака и по лицу Тимура.

Сходство очевидное!

И, кажется, это заметили…

Вот черт!

Об этом я и не подумала!

***

Спартак показывает домик. Одноэтажный, в нем несколько комнат. Небольшая, но очень уютная кухонька, в которой есть все необходимое, две спальни, гостиная, санузел.

Уютно, светло, опрятно. Легко дышится.

Тимур оказался покорен комнатой, в которой стоит большой короб для игрушек. Он сразу начинает их перебирать, а я не могу отделаться от ощущения, что меня уже обсуждают!

Потому что уши горят.…

— В чем дело? — замечает мое взвинченное состояние Спартак.

К его чести, в настоящем Спартак гораздо более внимательный и заботливый, чем в прошлом.

Он подмечает все!

От его внимания не ускользает ни одна мелочь.

Ни од-на!

— Ты нервничаешь.

— Да. Видел, как на нас смотрят? Косятся.… Все замечают…. — шепчу обреченно. — Сходство между тобой и Тимуром.

— Да, — отвечает ровно. — И что?

— И то! — всплескиваю руками. — Слухи пойдут…

— Какие, например? — усмехается. — Что я — отец Тимура? Коварные слухи!

— Ах ты.… Именно этого ты и добивался?! Приволок нас открыто! Чтобы все трындели, и Тимур ненароком услышал?! Какой ты подлый.

— Бля… Мне, что, перекроить свое лицо? — разозлился Спартак. — Куда мне деваться, скажи? Я горжусь тем, что у меня есть сын, пусть даже ты не согласна признать мое отцовство. Но я не стесняюсь этого! Не скрываюсь от прошлого… Больше нет. Да, я наломал дров, наделал ошибок и расплачиваюсь за них… Но прятать голову в песок я не стану! — говорит громким, хриплым шепотом.

Потом смотрит на меня с отчаянием.

— Никакого, млять, злобного умысла! Никакого… Коварного замысла. Кроме одного!

Спартак замирает рядом.

Я оторопела от его напора и экспрессии в словах.

Давно не видела его таким взбудораженным, взвинченным.

Он застыл совсем рядом, и у меня побежали мурашки от его близости, запаха и того особого влияния, которое он на меня всегда оказывал.

Его харизма и мощная мужская энергетика…

Запах.

Взгляды.

Подрагивающие губы.

Такие красивые, что хочется их коснуться, провести пальцем по контуру и попробовать — так ли он вкусно целуется, как я помню?

Прогоняю морок из головы усилием воли.

Я буду держаться.

Изо всех сил.

— Так что же ты задумал?

— План максимум тебе известен.

— Нет…

Не выдержав, делаю шаг назад.

Спартак наступает, загнав меня к стене.

Все, бежать некуда.…

И никто не придет на помощь!

— Известен.

Пальцы Спартака поддевают мое лицо, невесомо обводят его контур и медленно спускаются на шее.

Гиганстские мурашки, размером с божьих коровок, бегут следом за касаниями мужских пальцев.

Дыхание учащается. Жар бросается в лицо.

Я взволнована и это не скрыть.

Пусть думает, что это от возмущения, а не от предвкушения, которое комом бьется в груди, в горле, в висках, на кончиках пальцев.

— Хочу тебя…

— Ни за что! — выпаливаю.

Спартак сжимает плечо, поглаживая выступающую ключицу большим пальцем.

— В свою…

— Постель?! Чудовище озабоченное!

— Жизнь! — завершает он. — Тебя и сына. В свою холостяцкую жизнь, которую давно пора перевести на новый уровень.

ЧТО?!

Это…. предложение?!

Однако…

Подобного я точно не ожидала, аж зависла…

Даже рот приоткрыла, мама дорогая…

Ноги в коленях подводя.

— А план минимум… — наклоняется. — Поцеловать.

И…. целует.

Глава 27

Спартак

Если это битва, то я в ней продул.

Уложен на обе лопатки!

И кем?!

Этой знойной милашкой, отрастившей и коготки, и зубки, и панцирь, и даже яркий хвост, которым она то и дело бьет меня по лицу, отворачиваясь всякий раз, когда я иду к ней навстречу.

Я и не подозревал, что я обладаю настолько колоссальным, ангельским терпением.

Несколько месяцев в отношении Ренаты и Тимура я передвигаюсь, будто сапер, по миллиметру, не больше.

Стараюсь сдерживать порывы, быть мягким, понимающим, принимающим, терпеливым.

Когда мне говорят, «не сегодня», я лишь отвечаю: «окей».

Если Рената решила, что меня слишком много и не отвечает на звонки, я говорю себе: «ничего страшного, я перезвоню».

Когда она отказывается признать меня отцом, я понимающе сам себя постукиваю по плечу: «ты это заслужил, приятель!»

И да, может быть, я заслужил своим пренебрежением и эгоизмом…

Но неужели мой проступок настолько ужасен?

Я не мудак, не из тех конченных, что вытирают ноги о девушек, не втягивал ее в грязь, не издевался, не измывался.

Все, что я делал, вел себя, как бабник…. Бабник без баб!

На словах только прихвастнул, но я не был ни с кем, кроме Ренаты, и сам себе не позволил увлечься этой девушкой сильно, сам себе крылья подрезал.

Принял решение переключиться на бизнес, чтобы не быть раздавленным, не быть мечущимся без целей и ориентиров.

Если бы я остался, куда бы нас завели эти отношения?

Сомнения….

Сейчас я понимаю, сколько навеянного со стороны было в этих сомнениях, потому что отношения на тот момент мне были не нужны. Я был к ним не готов. Лишенный опоры, мечущийся, не ищущий привязанностей….

Я все это понимаю — о себе.

И понимаю, почему Рената ни слова не сказала о беременности, и за этим пониманием скрывалось открытие, что она — другая, лучше, чем я думал о ней, лучше, чем мне рассказывала подружка ее.

Да и подружка ли она? Эй, я только со стороны, когда откипело немного, смог расценить трезво, что та Машка сама была не прочь прыгнуть ко мне в постель и болтала о Ренате всякое.

Остался крошечный вопрос с засосом, но, если на одну чашу весов положить этот вопрос, а на другую положить то, как я вел себя, о чем говорил, мои чаши ринутся вниз, отягощенные грузом вины.

И….

Признаться, я не хочу.

Ни взвешивать ошибки прошлого, ни копаться в них.

Она была юна и неопытна, я был балбесом,