Преврати меня в пепел - Тереза Вайборн

Ее слова пугали меня, а голос дрожал.

Не такие вещи должна говорить мать своей дочери, когда та не подозревает, что происходит. После ее слов я лишь занервничала и стала заглядывать в лица прибывающих на площадь людей. Я желала заранее знать обо всем, что могло случиться, чтобы подготовиться.

– Эй, мне уже четырнадцать, никто так не делает! Не целуй меня на людях! – взвыла я, но не только из вредности.

Мне нужно было переключить свое внимание с чужих напуганных лиц, с плотно зажатых губ и рук, что так судорожно дергались.

– Сегодня это тебе понадобится. Держи меня за руку и не отпускай, не смей убегать! – грубо сказала она.

Ее голос превратился в лед, и меня бросило в дрожь. Почему это я должна убегать? Мне делать, что ли, нечего?!

Мама вела себя странно, и где-то в животе вдруг завязался тугой узел, готовый в любой момент лопнуть от натяжения.

– Просим всех соблюдать тишину!

На главную сцену вышел человек в черном смокинге с пуговицами из красных рубинов, соединенных золотыми цепочками. Он обворожительно улыбнулся, после чего все замолчали. Мужчина был прекрасен. Высокий, с черными, зачесанными назад волосами и большими карими глазами, он пристально смотрел в толпу. Мы с мамой стояли недалеко от сцены, и я разглядывала его так, будто увидела самого принца. Но он оказался не просто принцем, он был королем, что приветствовал свой народ, а его алая мантия поверх костюма напоминала о безграничной власти.

Он не носил корону. Хотя, чтобы узнать, кто перед тобой, это было и не нужно. Его лицо изображали на каждом углу, о нем писали книги и стихи. Этот человек стал первым лицом нашего прекрасного королевства после того, как сверг собственного отца.

– Мама, он прекрасен. Сколько ему лет? – шепотом спросила я.

– Какая разница, сколько ему лет? Не суди человека по внешности, – так же шепотом ответила она.

Мама всегда осуждала меня за то, как быстро я поддавалась обаянию чужой красоты.

– В этот день мы собрались здесь, чтобы своими глазами лицезреть силу закона и королевское правосудие, – заговорил король. Улыбка с его лица исчезла, теперь оно напоминало камень. – Сегодня все смогут извлечь из этого урок.

После этих слов он пошел к заднику сцены, где находился трон, сел и взмахом руки приказал начинать. Я догадывалась о происходящем и пыталась смириться с мыслью, что, вероятно, сейчас начнется казнь, но ноги все равно дрожали от страха.

До начала представления перед сценой разместили небольшой помост с дровами, на котором тут же разожгли костер. Через несколько секунд его пламя разрослось в огненный столб высотой около трех метров. Над площадью растянулась каменная постройка, напоминающая мост; она служила возвышением для громких объявлений и новых приказов. Оттуда я и услышала первые крики. Посмотрев наверх, я увидела связанную женщину и двух державших ее людей в масках. Женщину связали веревкой, чтобы она не могла пошевелиться, после чего перекинули через мостовое барьерное ограждение и стали медленно опускать. Она кричала, а я все сильнее сжимала мамину руку. Огонь неумолимо подбирался к женщине, и даже отсюда чувствовался его жар. Внезапно вопли стихли, и женщина молча уставилась на пламя внизу. Ужас в ее глазах выбивал воздух из моих легких. Женщину опускали не спеша, словно мучая ожиданием собственной смерти. Забыв слова мамы, я зажмурилась и попыталась отвлечься от происходящего. Но повторившийся крик вновь заставил меня распахнуть глаза. На этот раз огонь добрался до своей жертвы: ее кожа сгорала, а страшный вой сменила тишина. Я не видела ничего, кроме жженого тела; не чувствовала ничего, кроме запаха опаленных волос и мяса. Некоторых людей в толпе рвало, но, приходя в себя, они продолжали молчать и зажимали рты своим рыдающим детям. Нам нельзя уйти отсюда. Мы должны смотреть. Казнь еще не окончена.

Следующими на мост вывели девочку и мальчика. Двойняшки лет шестнадцати видели, что осталось от их старшей сестры, которая заменила им мать. Ее тело догорало, а они громко рыдали и звали ее по имени. Аделла – так звали женщину, ее имя я навсегда запомнила. Детям вкололи что-то, от чего они упали без сил. Снотворное. Их сожгут так, чтобы они ничего не чувствовали. Считалось, что так король проявляет милосердие. Мальчика и девочку так же опустили в огонь. В этот раз не было криков, лишь запах мяса, а я стояла с закрытыми глазами и зажимала нос. Прямо сейчас хотелось умереть, а смотреть на это больше не было сил. Громкий плач ребенка разнесся по всей площади. Это был ребенок старшей сестры.

– Нет, нет, нет… Не может быть, такого не может быть! – шептала я.

Мама сжала мою руку еще сильнее, и, взглянув на нее, я увидела, как катились по ее щекам немые слезы. Я вновь заставила себя посмотреть наверх. Завернутый в пеленку ребенок кричал и махал своими крошечными ручонками. Люди молчали, но почему? Он же совсем маленький, так нельзя! Почему все они молчат? Как они смеют молчать?! Даже моя мама не произнесла ни звука! Я начала дергаться и толкать ее, а она в ответ лишь сильнее сжала мою руку. Наверняка она подумала, что я пытаюсь убежать, но нет, не сейчас. Ребенок громко кричал, кровь в моих венах забурлила. Не в силах больше бездействовать, я со всей силы укусила маму за руку и вырвалась из ее хватки. Я должна была что-то предпринять, должна была спасти ребенка.

Бросившись ко входу на мост и расталкивая по пути людей, я смотрела на младенца. Король приказал двум мужчинам, которые недавно помогали с веревками, остановить меня: никто не смел покидать площадь, но я и не собиралась отсюда бежать. Через толпу я пробивалась все ближе к мосту, мужчины спускались ко мне, желая поймать, и не понимали, что я сама иду к ним в руки. Взобравшись на мост, я побежала еще быстрее. Все люди смотрели на меня, им явно было страшно, но не за меня, а за свои жалкие жизни. Их со всех сторон окружили люди с оружием. Они могли выстрелить и в меня, но пока такого приказа не поступало.

Один из тех, кого направили ловить меня, все-таки успел схватить ворот моей рубашки и потянул назад. Я попыталась вырваться: била его по рукам, кусалась и царапалась. Он слегка ослабил хватку, и этого было достаточно, чтобы я сразу рванулась вперед. К ребенку поднесли шприц.

– Не трогайте его! Нет, не смейте! – закричала я, однако люди в масках уже вводили ему снотворное. Я закричала еще громче, но тут ребенка занесли над костром и выпустили из рук. Недолго думая, я набросилась на одного из людей, стоявшего ближе ко мне. Он был в больничном халате, который напоминал, что передо мной такой же ученый, как и моя мать. Каким-то чудом я повалила его на землю и стала бить головой о каменный мост. Ярость целиком поглотила меня, и внутри не осталось ничего, кроме желания убивать. Они все будут гореть.

Мне повезло застать мужчину врасплох. Он явно не думал, что я буду бить с такой силой. Когда он наконец опомнился, то схватил меня за ворот рубашки и отшвырнул в сторону. Ударившись головой о камень, я почувствовала, что тело вдруг обмякло, а в глазах потемнело. Сознание от меня ускользало. Но, наверное, так было