Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

– Вчера твой старший брат составил гороскоп. Согласно полученной триграмме, в судьбе моей А-У взыграло созвездие птицы Хунлуань [12], а это значит, что моя А-У скоро встретит порядочного мужа.

Я потянулась к его ребрам – мой любимый старший брат до смерти боялся щекотки, – а он торопливо отшатнулся в сторону и во весь голос принялся возмущаться моим поведением. Служанки уже привыкли к нашему баловству – стояли в сторонке, прикрывая рты руками и тихонько смеясь.

Сюй-гугу, не зная, смеяться ей или плакать, поспешно заставила меня замолчать:

– Цзюньчжу, прекращайте себя так вести! Канцлер скоро вернется домой.

Брат, воспользовавшись случаем, как ни в чем не бывало удалился, но его смех еще долго звенел среди опавших лепестков.

Махнув рукавом, я обратилась к Сюй-гугу:

– И так каждый раз! Я же сестра своего брата! Ты жестока!

Она рассмеялась, прикрыв рот рукой, и выглядела при этом совершенно прекрасно. Затем тихо проговорила:

– После церемонии цзили дóлжно покинуть дом и выйти замуж. Неудивительно, что в твоей судьбе взыграло созвездие птицы Хунлуань…

Служанки тихо захихикали. Только моя любимая Цзинь-эр [13], с которой я росла, никогда надо мной не смеялась. Я была настолько возмущена, что дар речи потеряла. Топнув ногой, я воскликнула:

– Цзинь-эр, идем! Не слушай их!

Затем резко обернулась, стараясь скрыть тронутые жаром щеки, и под всеобщий беспрерывный хохот быстрым шагом направилась к дому матушки.

– Цзюньчжу, осторожнее.

Цзинь-эр догнала меня и, поддерживая под руку, помогла подняться по ступеням.

До сих пор смущенная, я отмахнулась от нее и огляделась по сторонам. Прохладный ветер из коридора обдувал лицо. В воздухе медленно кружили ароматные желтые лепестки османтуса.

В этом году османтус распустился небывало рано, но сейчас уже отцвел. Всем сердцем я отдалась этой мысли – он отцвел… На дворе поздняя осень, близился конец года. Конец года… конец года… вернется ли Цзыдань?

Конечно, матушка говорила, что его величество думал пригласить Цзыданя ко двору раньше положенного. Тетя же настаивала, что трехлетний траур по его родителям еще не закончился. А значит, будучи сыном императора, он должен служить образцом для всей Поднебесной [14] и нести траур до конца. Сюй-гугу всегда добавляла, что она лишь повторяет слова матушки. Я знала, что во внутренних покоях дворца было принято придерживаться строгих устоев, но почему-то все вокруг уверены, что я глупая и ничего не понимаю.

Я подняла растерянный взгляд к затянутому дымкой небу и вздохнула – императорская усыпальница была далеко за горами, к порогу дома подступала холодная осень. Меня охватила печаль от слов брата, что созвездие птицы Хунлуань вмешивается в мою судьбу и что скоро я встречу любимого… Мой любимый сейчас несет траур по матушке и императорской наложнице в стенах императорской усыпальницы. Как же он возьмет меня в жены до истечения этих трех лет?

Три года… я даже представить не могу, как это долго.

Стоявшая рядом Цзинь-эр вдруг сказала, понизив голос:

– Цзюньчжу, вам стоит дождаться возвращения его высочества.

У меня снова вспыхнули щеки.

– Цзинь-эр, престань говорить такое!

Цзинь-эр опустила голову. Она знала, что я не буду сердиться на нее, поэтому тихонько продолжила:

– Кто еще достоин жениться на дочери из рода Ван, кроме его высочества?

Ветер и поток[15]

Я дочь из рода Ван из Ланъи [16].

Моя матушка – родная старшая сестра нынешнего императора, старшая принцесса Цзиньминь, любимица вдовствующей императрицы [17].

Моя родная тетя, чье поведение – образец для всех матерей, стала хозяйкой во дворце императора, почтенной славной пятой императрицей рода Ван.

Меня зовут Ван Сюань, мне пожаловали титул Шанъян-цзюньчжу. Но все, от вдовствующей императрицы до жены наследника престола, зовут меня моим детским именем А-У.

Когда я была маленькой, я не знала, где мой дом – в императорском дворе или в поместье канцлера. Сколько себя помню, бóльшую часть детства я проводила во дворцах. В одном из дворцов Фэнчи до сих пор сохранились мои покои. В любое время я могу отправиться в центральный дворец или почитать и порезвиться в императорском саду вместе с принцами.

У нынешнего императора дочерей нет, но есть три принца. Моя мать – единственная дочь вдовствующей императрицы. Некогда тетя пошутила: «Старшая принцесса – прекраснейший цветок небесной династии [18], а наша маленькая цзюньчжу – пронизанная светом капелька росы на краю лепестка».

Я родилась, когда вдовствующая императрица уже вошла в императорский дворец. Она занималась моим воспитанием, и я росла в бесконечной любви моей бабушки по материнской линии, матушки и тети.

Император и тетя всегда хотели маленькую, избалованную радостями и почестями принцессу, но, к сожалению, у тети был только один сын Цзылун-гэгэ [19],[20]. Мне кажется, что император любит меня больше, чем наследного принца… У императора черная-черная борода и усы и нежные белые руки. Когда я была маленькой, он сажал меня к себе на колени и кормил мандаринами, а еще он позволял мне вытирать рот его одеянием дракона [21]. Когда он изучал поданные ему доклады, я засыпала у него под боком. Потом приходила тетя и уносила меня во дворец Чжаоян [22], укладывала на фениксовое ложе [23], и я продолжала безмятежно спать.

Я любила фениксовое ложе, оно было широкое и мягкое. Когда я засыпала на нем, никто не мог меня найти. Матушка просила моего брата, чтобы он отводил меня домой, но каждый раз я ему отказывала, ведь дома не было такого фениксового ложа. В ответ мой юный и энергичный старший брат смеялся надо мной:

– А-У, бесстыдница, неужели ты не знаешь, что на фениксовом ложе может отдыхать только императрица? Неужели ты думаешь, что сможешь выйти замуж за наследного принца?

Матушка и тетя поддержали его шутку смехом.

– Она постоянно плачет, не хочу я ее в жены брать! – недобро ухмыльнулся наследник престола Цзылун и уже собрался снова потянуть меня за волосы, но я резко отмахнулась от него.

Тогда мне шел всего седьмой год, я еще не понимала, что значит «в жены брать», а своего брата Цзылуна-гэгэ ненавидела за то, что он всегда над всеми издевался.

– Ну уж нет! Не собираюсь я императрицей становиться! – сердито ответила я.

Тетя погладила меня по щеке, мягко улыбнулась и вздохнула:

– А-У, ты все правильно говоришь. К тому же фениксовое ложе слишком мягкое, на нем не