Божье око - Энса Ридс

мне в ухо, похлопывая по клитору, и я закричала, кончая в очередной раз. Его движения стали быстрее, отчаяннее, а потом его хватка на моей талии усилилась, удерживая меня на месте и заставляя выгнуть спину пока он глубоко погружался в меня, громко кончая.

Пытаясь унять бешено колотящееся сердце, я почувствовала, как слезы унижения обжигают мои щеки. Он оставался во мне, и я чувствовала, как пульсирует его член, выплескивая остатки своего освобождения. Прислонив голову к креслу, я молилась о том, чтобы самолет скорее приземлился, и я могла оказаться как можно дальше от Массимилиано.

Двери Rolls-Royce «Cullinan» закрылись за мной, и я оказалась на том же самом тротуаре, где оста...

Двери Rolls-Royce «Cullinan» закрылись за мной, и я оказалась на том же самом тротуаре, где оставила свой фургон. Мои глаза скользнули по ржавой зеленой краске на машине, по ярким рисункам цветов, которые мы с Луан и ее друзьями нарисовали для красоты. Каждый рисунок отличался от другого: разнообразие цветов, стилей и форм, каждый из которых отражал наше собственное видение природы. Краска была дешевой, всё это мы нарисовали в один из случайных выходных, когда были под кайфом от марихуаны и дешевого вина.

Я до сих пор помню тот день.

Этот фургон так сильно отличался от черного «Cullinan», из которого я только что вышла. Не знаю, хотела ли я разреветься в тот момент, но точно знаю, что мне было очень грустно. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я видела свой фургон. Он занимал особое место в моем сердце. Это был мой дом на колесах. Я родилась в этом фургоне, выросла в нем, ездила на нем из города в город. Его скрипучие тормоза и плюшевый мишка, висящий на зеркале заднего вида, были для меня домом.

Фургон остался нетронутым, но мне показалось, что за те дни, пока я была в отъезде, он еще больше заржавел. Один из охранников шагнул вперед и протянул мне ключи. Я посмотрела на них, лежащие в его открытой ладони, — на два комплекта с множеством брелоков. Большинство из них были самодельными, какие-то были сделаны из бисера, какие-то вязаные, в основном это были разные зверушки, мишки, зайчики, птички.

— Спасибо, — прохрипела я, забирая ключи и направляясь к старому фургону. Я вставила ключ в замок и открыла дверь.

Металл замка отозвался глухим щелчком, и дверь с протяжным скрипом распахнулась. Колеса под тяжестью тела заскрипели, и меня окутало облако знакомых и до боли родных ароматов. Сладкий запах печенья, которое я часто покупала, густой аромат масла ши, которым я всегда пользовалась, и немного горький запах сигарет — невольное напоминание о моей привычке курить внутри.

Я глубоко вдохнула этот микс ароматов и забралась внутрь. В полумраке фургона мой взгляд скользнул по привычным, дорогим сердцу мелочам: старые диваны, самодельные соломенные коврики, мини-холодильник с любимыми газировками, немытая миска из-под лапши и недогоревшие свечи, окружавшие маленький домашний алтарь в память о бабушке и прабабушке.

Я подошла к креслу, обтянутому зеленой бархатной тканью. Старый плед, наброшенный на сиденье, скрывал вмятины.

— Знаю, не слишком роскошно, — начала я, глядя на Массимилиано, который прислонился к дверце фургона.

Он выглядел как итальянская модель, резко выделяющаяся на фоне окружавшей его нищеты.

— Но я счастлива быть здесь, — воспоминания нахлынули на меня, когда я расслабилась, чувствуя знакомую вмятину на сиденье подо мной.

Я улыбнулась, взглянув на пачку сигарет под подушкой, на которой спала.

— Знаешь, именно здесь я родилась — сказала я Массимилиано, указывая на пол фургона. — Моя бабушка и ее подруги принимали роды у Луан. Ей тогда было всего пятнадцать.

Взяв пачку сигарет, я уже собиралась достать одну, но остановилась, ища взглядом помаду, которая должна была быть где-то на диване.

— В общем, в этом фургоне произошло многое. Слишком много воспоминаний. Здесь часто звучала музыка из старого радиоприемника, который больше не работает, много спиритических сеансов, часы бисероплетения, много смеха, улыбок... Это были хорошие времена, — сказала я, наконец нащупав темно-вишневую помаду, которую так сильно любила.

Мне не нужно было зеркало — я так часто пользовалась помадой, что знала контур своих губ наизусть. Привычным движением я нанесла насыщенный темно-вишневый оттенок, а затем небрежно закрыла тюбик. Вытащив из пачки сигарету, я идеально разместила ее между губами. Мне всегда нравилось, когда на сигарете остается темно-красный след от помады.

— Я молюсь вон там, — сказала я Массимилиано, указывая на угол, где стоял небольшой алтарь. Я не была уверена, слушает ли он меня или просто витает в своих мыслях, но это меня не волновало. Мне просто хотелось показать ему, насколько мы разные.

Подойдя к алтарю, я бережно взяла в руки старые фотографии.

— Это моя прабабушка Дава и моя бабушка Неома. Правда, они красивые? — спросила я, доставая дешевую пачку спичек. Чиркнув спичкой о боковую сторону коробка, зажгла ее, и поднесла к сигарете.

Затем я стянула с ног дорогие дизайнерские туфли на каблуках и скрестила ноги. Бриллиантовое колье с именем Массимилиано я не осмелилась снять, ограничившись только часами и блестящими кольцами.

— Я не верю в Бога, — сказала я, продолжая держать сигарету в уголке губ. Подняв юбку, брошенную на подлокотник дивана еще на прошлой неделе, я сбросила с себя кремовую мини-юбку Ralph Lauren. Вместо нее я надела старую оливково-зеленую цыганскую юбку моей бабушки Неомы. — Хотя, возможно, всё-таки верю... не знаю. Но я точно не молюсь Ему. Знаешь, я даже не уверена, кто Бог — мужчина или женщина. Скорее, это что-то, что намного выше нас, — продолжила я, затянувшись сигаретой. Кончики моих пальцев, покрытые темно-вишневым лаком, украшали длинные ногти миндальной формы.

Другой рукой я провела по волосам, распустив высокий хвост. Затем потянулась за футболкой, которая на мне была, стянула ее через голову и надела любимый кружевной топ.

— Я молюсь им. Неоме и Даве. Скучаю по ним, по обеим. Иногда думаю, стану ли я когда-нибудь такой, как они. Будет ли у меня дочь, как у них? Буду ли я жить в фургоне, как жили они? Смогу ли любить тех, кого хочу, когда захочу, как было у них? Умру ли я так же, как они, и стану ли легендой, какой они являются для меня?

Я встала, оглядела пространство вокруг, а затем снова подошла к фотографиям двух самых важных женщин в моей жизни. Взяла их в руки, прижала к груди и снова обвела взглядом комнату. Я не знала, чего