Царствование Розы - Кейт Голден

его и заглушая крики. Я с хрипом поднялся на колени, сжимаемое судорогой сердце готово было выпрыгнуть из груди, и откатился вместе с ним за ближайшую высокую изгородь. Нависая над ним, я затягивал ткань все туже и туже. Его лицо — круглое, обмякшее от шока и нехватки воздуха — приобретало ужасающий лиловый оттенок. Мускулы горели огнем, со лба капал пот. Солдат царапал меня, вырывая ногтями целые клочья кожи с шеи и щеки. Боль едва доходила до моего сознания.

Показалось, что прошла целая вечность. Он хрипел и давился. Я думал лишь о том, что его серебряный шлем теперь мне еще нужнее — все лицо в царапинах.

— Пожалуйста, — прохрипел он, почти не слышно. — Просто позвольте мне…

Смерть унесла с собой его последние слова.

Вот это вечеринка.

Бодрая мелодия оглушала меня, ритм барабанов отдавался в груди ровным сердцебиением. Женщины, одетые как произведения искусства, танцевали с безудержной страстью, а мужчины, пьяные и слюнявые, увивались вокруг них. Воздух был напоен ароматом жареной птицы и горячего рома с маслом. Я пробирался сквозь толпу к банкетному столу и по пути стащил у слуги полный бокал багряного березового вина.

Воспоминание о шоколадных волосах и бездонных глазах Арвен всплыло в моем сознании. Я чуть приподнял бокал и сделал большой глоток крепкого напитка.

Это была прекрасная ночь для смерти.

Если я и мог похвалить отца за что-то, так это за его прозорливость. Этот человек всегда был на шесть шагов впереди меня. Впереди всех. Разумеется, как только он понял, что клинок нельзя уничтожить, он приставил к нему круглосуточную охрану. Вероятно, самых свирепых существ, известных человечеству.

А это означало, что клинок находится в одной из пещер.

Чудовища, которых Лазарь заковал в цепи под этими полами… они заставляли мои кошмары выглядеть как снотворное. на их фоне мои кошмары казались безобидными сновидениями. Подземелья, где они сидели, были единственными катакомбами, куда мы с Гриффином так и не полезли. Даже в моменты самого отчаянного бунтарства… или самого сильного опьянения.

Лучший путь к логовищам лежал мимо возвышенного банкетного стола на украшенном помосте, через замковые кухни и вниз в…

— Дорогие гости.

Многослойные юбки, тяжелые, как промокшие тряпки, замедлили свой вихрь вокруг меня. Лакированные туфли замерли на полпути. Желчь подступила к горлу.

Я не слышал голоса отца со времен событий в Бухте Сирены.

Голова закружилась от внезапно нахлынувших ярких воспоминаний о криках Ли и Арвен. О песке, который пропитался кровью. О лязге металла, заглушаемом затихающими аккордами оркестра. Я опустил подбородок и ускорил шаг, пробираясь сквозь толпу, сердце колотилось. Серебряный шлем скрывал мое лицо, я знал это, но он и раньше умел вычленять мои мысли из толпы. Хотя в юности я научился успокаивать разум в его присутствии, я не смел даже взглянуть на тот помост, рискуя позволить эмоциям взять верх.

— Какое триумфальное празднование в честь нашего щедрого урожая, — объявил Лазарь.

Толпа пьяных знатных Фейри возрадовалась.

Крысиные мозги. Проклятые идиоты, все до одного. Как они могли вестись на его манипулятивную болтовню?

Я уставился в потертый клетчатый пол главного зала. Осталось каких-то десять футов. Может, двенадцать. Я мог проскользнуть на кухню, пока он обращается к подданным. Добраться до логова чудовищ за несколько минут, если буду действовать быстро.

Я ускорил шаг, пробираясь мимо пышногрудых женщин и толстобрюхих мужчин, которые уплетали еды столько, что хватило бы накормить все голодающее королевство. Каждый слишком резкий шаг, привлекавший недоуменные взгляды гостей, заставлял меня сбавлять темп, пока мои ноги не стали двигаться скованно, словно я пробирался сквозь болото.

Пять футов.

— Я не мог бы и придумать ночь лучше, чтобы возвестить о величайшем союзе, который когда-либо видело наше царство…

Я уже различал масляные лампы, освещавшие коридор, ведущий на кухни. Повара, слуги и мойщики, суетящиеся, как куры, чтобы доставить каждую закуску и напиток толпе. Я увернулся от одного такого спешащего официанта, поддерживая его поднос с пустыми бокалами и пробормотав:

— Простите.

— Я представляю вам, — продолжал мой отец, — прекрасную последнюю чистокровную Фейри, которая согласилась стать моей королевой.

От этих слов я застыл на месте, уставившись в коридор, а кровь в жилах заледенела.

Моей первой мыслью было, что мой отец лжет своему народу. Он делал это раньше. Бесчисленное количество раз. Он был из тех правителей — из тех людей — кто сказал бы подданным что угодно, лишь бы это служило его целям. Он сказал бы им всем перерезать глотки, если бы это принесло ему больше лайта, больше власти, больше богатств… Неужели он не гнушался нарядить какую-нибудь неопытную девушку Фейри и представить ее своему двору в качестве пойманной чистокровной Фейри?

За доли секунды пронеслась другая, куда более ужасная мысль: Он выставит на показ Арвен для них. Ее разлагающийся, пронзенный труп. Его толпа будет ликовать, пока он…

Нет.

Меня тошнило. Больной, извращенный, порочный — подобное варварство могло родиться лишь в моем сознании, а не в реальности. Он бы не… даже он не смог бы…

Пока замаскированные гости вокруг меня разразились оглушительными аплодисментами, и болезненное любопытство взяло верх, я поднял голову к банкетному столу.

Рядом с моим отцом стояла женщина в золотых одеждах и замысловатой маске в тон.

Это не она. Не терзай себя. Это не она.

Но… эти вьющиеся каштановые волосы, ниспадающие на спину, мягкий контур челюсти, полные, тревожные губы… все так похоже. Она стояла там, затянутая в уродливое золотое одеяние, облегавшее ее бедра и худые руки, выставлявшее грудь напоказ, словно угощение для сластолюбцев. Ее милые раскрасневшиеся щеки. Длинная изящная шея. Грудь, вздымающаяся…

Все во мне замерло.

Никакая маска — даже та роскошная позолоченная, что скрывала половину ее нежного лица — не могла скрыть от меня те теплые оливковые глаза.

Жива. Она была жива.

Там, где бушевало опустошение, — все исчезло в одно мгновение. В глазах помутнело от слез. Колени подкосились, я едва устоял. Это было наяву?

Я окинул взглядом потные, сияющие лица, гротескные горы еды и бочки со спиртным. Я был здесь. В Солярисе. И она тоже.

Арвен — моя Арвен — была жива.

Даже с Белым Вороном я никогда не позволял себе надеяться. Но я сомневался, что женщина, на которую я смотрел сейчас, когда-либо сдавалась. Одна эта мысль — о том, как она могла бы рассказывать о днях, проведенных в твердой вере, что я приду за ней, ее нежная рука в моей, пока она говорит, — едва не заставила