Волшебство - Елена Федоровна Янук

Надо было уехать как можно скорее, я пошел в конюшню спросить у конюха все ли готово к поездке. Марта осталась возле кареты наблюдать, как заколачивают окна и двери… и ждать Оленька, платком вытирая скупые слезы. Я обещал ей при первой возможности спасти оставшиеся в доме вещи, но она плакала не о них. Мальчишка куда-то запропастился, ничего не сказав, и нам не удалось его дождаться, чтобы попрощаться.

Конюх привязал моего жеребца к карете запряженной тройкой лошадей, и мы тронулись с путь. Марта направлялась в мой замок, я в отряд к дяде. Если я не смогу остановить это безумие, надеюсь, хоть Лорм поможет подобраться к Владыке и действовать изнутри эльфийского общества.

Наблюдая через окно, я оглянулся на закрытый дом. Вот еще одна страница жизни прочитана и закрыта… Вдоль улиц уже толпился народ с сумками и мешками, спешащий покинуть город.

Люди у ворот махали стражникам руками, пытаясь расспросить их о новостях. Осунувшиеся от беспокойства, грязные из-за работ с камнем и смолой горожане, по приказу короля укрепляли стены. Даже теперь они вели работы при свете факелов и костров, на которых висели котлы со смолой. Эти люди на расспросы время не тратили, провожая презрительными взглядами убегающих соотечественников.

За воротами прямо на дороге будущие защитники города провожали домочадцев, не желая подвергать их голоду и трудностям осады.

Оказавшись за пределами столицы, мы в абсолютной темноте повернули на старую дорогу, которая местами осыпалась и теперь почти не использовалась. Толпы беженцев из Лазури поредели и появлялись все реже, пока не исчезли совсем. Время от времени из окна мелькали одинокие путники, бредущие вдоль дороги, ведущей к побережью.

Марта давно перестала всхлипывать, погрузившись в свои печальные мысли. Я понимал, она вспоминает погибших сына и мужа и грустит об Оленьке. Мне тоже не хотелось оставлять его. Да и эгоистичное желание увезти всех в безопасное место, тем самым откладывая взросление паренька на потом, ни на миг не покидало мои мысли. Но Оленьку надо становиться мужчиной и выбирать свой путь. Главное, потом с него не сходить.

Голова пухла от проблем и вариантов их решения, главное, пользы с них, как с тролля чистоты. Чтобы отвлечься, я начал обдумывать план проникновения в элиту эльфийского общества. И о безвыходном положении Лазури.

Марта уснула. Только мерный стук копыт, да растущий вдоль дороги голый сумрачный пролесок, составляли печальную компанию моим размышлениям.

Часть вторая. Война. Глава девятая

— Рыжик, убери от костра свои носки, загорятся… — сухо напомнила Фиалка мальчишке. Она как раз резала на столе солонину для похлебки, и вмешаться, ради спасения его носков, не могла.

Рыжик нехотя потянулся, медленно поднялся с каменной лежанки, на него тут же обрушился холод, так что, крякнув, он стащил покрывало и накинул на себя. Двигаясь по пещере с закрытыми глазами, каким-то чудом без столкновений миновал стоящий в центре стол — простые доски, положенные на козлы, затем, наконец, подобрался к костру, стянул с палки над ним свои носки, и, прижав к груди горячую от огня шерсть, кое-как добрел назад и вновь завалился на свою лежанку.

Я сидела во главе стола, в одном из «кресел» сбитых из дерева. Остальные сиденья в пещере были каменными и на них настелены грубые шерстяные покрывала или толстые пучки соломы, на которых и спали бойцы.

Наблюдая за блаженствующим Рыжиком, я поморщилась. Из-за постоянного намокания шерстяные носки просохнуть не успевали. Нам приходилось натягивать их на ноги влажными, и хотя на специальной сушилке возле костра постоянно в несколько рядов висели носки, — они невыносимо воняли, а Рыжик, со сна не соображая, прижал их к себе, чтобы урвать хоть частичку тепла.

Мерзкий смрад мокрой ношеной шерсти въелся в пещерный камень, и никакие ухищрения не помогали от него избавиться. Спасал только дым, но это помогало не всегда, когда снаружи метель, найти сырые ветки в горах также сложно, как и высохшее дерево, которое в таких случаях мы специально покупали вместе с провизией в приморских поселках.

Фиалка, на миг оторвавшись от приготовления ужина, устало потерла лоб:

— Досчитал, Оль? Так куда теперь пойдем? На восток? — спросила она, обернувшись ко мне. Я помахала головой «нет» и подышала на озябшие пальцы — облачко теплого дыхания мгновенно исчезло в ледяном воздухе пещеры. Холодно как…

Я вновь огляделась, поражаясь, что мы не только выжили в эти три месяца, но и все время без устали снабжали Лазурь припасами. Правда, лично у нас пока стычек с эльфами не было, ушастые перекрыли только главные подходы к Лазури, не добравшись до горных троп. Но не просто так, это наши воины стояли насмерть, не пуская эльфов вглубь страны. Так что, пока мы сражались только с непогодой, морозом и проклятущим вездесущим холодергом.

Андро был прав, просто ходить в горах зимой уже испытание, а если приходится скрываться месяцами в пещере или по несколько дней путешествовать с грузом… Я тяжело вздохнула, это проверка выживем или нет.

Первый месяц в горах был для всех нас суровым экзаменом. Помню, как первые дней десять вообще не могла спать в пещере — просыпаясь поминутно от холода и ужасного ощущения, что нечем дышать. Это я, родившаяся высоко в горах, в Лазури! А маленький Рыжик вообще с побережья, он почти каждую ночь сознание терял. В пещере от холода постоянно все отсыревало: покрывала, одеяла, одежда, солома. Еще хуже было на задании — постоянный мороз выуживал из тел остатки сил, лишая воли. Под его страшной лапой мы выживали, шагая по узким заснеженным тропкам, привыкая к новым правилам, к новым друзьям и новым опасностям.

Тогда нашим отрядом руководил невысокий полноватый мужичек в годах, которого все почему-то звали Маманя. Он показал нам: как грузить продукты, чтобы больше помещалось в мешки; крепить на спину к осликам; научил торговаться на маленьких крестьянских рынках; правильно заворачивать ноги в теплые чехлы; сушить носки на распорках; быстро разделывать редкую добычу; печь лепешки на костре…

Покручивая пушистый светлый ус, Маманя терпеливо выслушивал наши жалобы и споры, первым делом стараясь отвлечь, начинал разговор с постоянного:

— Ну, мой орешек, так и у меня бывает… А я в горах, дай Создатель памяти… — И пошло-поехало, пока его выслушаешь, о своем негодовании позабудешь.

Хороший был мужичок, добрый, он легко управлялся в горах