Сны - Ольга Богатикова

Судя по записи в регистрационном журнале, их звали Ульрих и Марианна, и им полагалось вместе с остальными туристами совершить трехдневный круиз по Керилейским островам.

Программа круиза была незамысловатой: рыбалка, посещение руин старинных военных укреплений, пляжный отдых, купание в теплых бухтах, сытное питание, а по вечерам морские байки от меня — Йозефа Винтера, престарелого боцмана в отставке, который почти сорок лет бороздил здешнее море.

Развлекать туристов на крошке «Кельпи» было несложно. Еще во времена своей юности я научился так правдиво и виртуозно врать, что люди слушают мои истории о штормах и подводных чудовищах, открыв от удивления рот. Капитан Хёрт любит шутить, что только благодаря этим рассказам его суденышко все еще совершает экскурсионные переходы, а не гниет в порту из-за более удачливых конкурентов.

В этот раз публика подобралась такая благодарная, что я был готов выступать перед нею до самого утра. Слушая враки про огромного спрута и забавных летучих рыб, туристы то бледнели, то хохотали до слез. Громче и заливистее всех смеялась госпожа Марианна. При этом ее белесый муж оставался совершенно невозмутим.

С самого начала круиза у меня создалось впечатление, что господину Ульриху нахождение на «Кельпи» не доставляет ни малейшего удовольствия. Пока его чудесная жена знакомилась и весело болтала с другими пассажирами, он либо рассматривал линию горизонта, либо с безразличным видом прогуливался по палубе. На всем корабле едва ли нашелся хотя бы один человек, с которым этот странный мужчина захотел бы поддержать беседу.

Между тем эти двое явно друг друга любили. В конце второго круизного дня, шагая в камбуз, чтобы передать старине Робу распоряжение капитана по поводу ужина, я увидел Ульриха и Марианну сидевшими в обнимку на широкой скамье у борта. Девушка так трогательно прижималась к супругу, а тот так нежно ласкал ее плечи, что я на мгновение остановился, дабы полюбоваться, как этот айсберг тает от прикосновений к теплому солнышку.

— Тебе здесь не нравится? — донесся до меня голос Марианны.

— Здесь скучно, — ответил ей Ульрих. — Но это пустяк. Я потерплю.

— Если хочешь, мы можем уйти.

— Не хочу. Зачем? Тебе же здесь хорошо. Верно?

— Да…

— Знаешь, я по-прежнему не понимаю, что ты нашла в этих дурацких островах. Мы могли бы отправиться в Дуэн или Ириду. Или еще куда-нибудь.

— Я здесь родилась, — тихо сказала его жена. — Видишь вдалеке полоску земли? Это остров Ирадон. Когда-то давно там был дом моего отца.

Он обнял ее крепче.

— Ты все еще скучаешь по нему?

— Нет, — она покачала головой. — Теперь мой дом рядом с тобой.

Ульрих склонил голову и ласково коснулся губами ее лба.

Этим вечером я собирался поведать туристам историю про отважных пиратов, однако, глядя на странных влюбленных, вспомнил морскую легенду, которую услышал давным-давно от одного знакомого матроса.

После ужина, дождавшись, когда пассажиры «Кельпи» усядутся в удобные кресла, я завел свой рассказ:

— Много лет назад случилась в этих местах грустная, но очень красивая история. Моряки говорят: бороздил здешние воды один капитан. Был он добр, смел и отважен, а потому корабельная команда любила его, как родного отца. Страшная болезнь выкосила всю семью капитана, оставив в живых только маленькую дочку — Марию. Когда девочка подросла и превратилась из шустрого ребенка в прекрасную девушку, отец стал брать ее с собой в плавание — боялся, что в его отсутствие с ней может что-нибудь случиться. Матросы относились к Марии, как к младшей сестренке. Смешили ее, баловали. А старый боцман и вовсе считал, что красавица приносит им удачу, ведь, пока девушка находилась борту, они ни разу не попали в шторм или бурю. И вот однажды, когда судно пришло в очередной порт, к капитану явился светловолосый незнакомец и попросил взять его на корабль матросом. Капитану незнакомец не понравился, однако тот был так худ и так бедно одет, что добрый старик его пожалел и принял в команду. Матросом белобрысый оказался хорошим — лазал по реям, как обезьяна, лучше всех вязал узлы и не боялся никакой работы. При этом был холоден, нелюдим, мало разговаривал и ни с кем не желал дружить. Единственным человеком, которому белобрысый был рад, оказалась Мария. Он тоже ей чем-то понравился, а потому их часто видели беседующими то в одном, то в другом укромном уголке. Несколько месяцев провел новый матрос на корабле и с каждым днем привязывался к девушке все больше и больше. Как-то раз, поздно вечером, вышел старый боцман на палубу и увидел их с Марией у корабельного борта. И вдруг фигура матроса подернулась серебристой дымкой, волосы его стали длинными и гладкими, а глаза начали светиться, будто кто-то зажег в них огни. С ужасом понял старый боцман, что этот мужчина вовсе не человек, а сам Ураган — дух жестокого и могучего ветра. Подкрался боцман поближе и услышал, как жалуется Ураган девушке, что, мол, тесно ему в теплом спокойном море, что хочет он вернуться в океан и вдоволь порезвиться на его бескрайних просторах. «Неужели ты оставишь меня одну?» — спросила его Мария. «Я заберу тебя с собой, — ответил ей дух ветра. — Без тебя мне не будет ни жизни, ни воли». «Но ведь ты — ветер, а я — человек. Как мы сможем быть вместе?» «Ты тоже станешь ветром. Станешь моей избранницей и вечной женой». «Я не могу оставить отца, — возразила ему девушка. — Если я исчезну, он умрет от тоски и печали». «Мне нет дела до твоего отца. Ты будешь моей. Я так решил, а значит, так и будет». И прежде, чем Мария успела что-то сказать, Ураган дотронулся до ее плеча, и они оба исчезли с палубы. Испугался старый боцман до полусмерти, что было сил ударил в корабельный колокол. Выскочил из каюты капитан, выбежали из кубрика матросы. Стали они бегать по кораблю, звать Марию, но так и не дозвались. А как немного успокоились, почувствовали, что их волосы треплет ласковый ветер. С тех самых пор, когда моряки устают от лютых штормов, прилетает к ним этот ветерок. Приносит с собой тепло и надежду на то, что живыми и здоровыми вернутся люди к своим родным и любимым. Старые моряки звали его раньше Марией, а теперь называют Моряной — избранницей Урагана.

Рассказ подошел к концу, а туристы продолжали молчать и смотреть на меня грустными