Американский принц - Сиерра Симон

выпрямляется и снова встает, вытаскивая из кармана маленький нож. Я моргаю, глядя на него с любопытством, и он печально качает головой, словно поражен тем, что я все еще доверяю ему после того, что произошло. Но я знаю его и знаю, чего он хочет, и поэтому я остаюсь неподвижной, пока он режет узы, освобождая мои запястья, а затем опускается к моим лодыжкам и разрезает толстую ленту.

— Блядь, — ругается он. Через долю секунды тепло капает на мои босые ступни. Я сажусь прямо и вижу, что он придерживает руку, кровь тонкой струйкой течет по его запястью, ее малиновый цвет становится черным в лунном свете.

— Эмбри! — с ужасом говорю я, отклеиваю от своих лодыжек клейкую ленту и сажусь на колени, чтобы взять в свою ладонь его пораненную руку и осмотреть ее.

— Это пустяк, — говорит он, слегка вздрагивая, когда я раскрываю его пальцы. — Моя рука соскользнула, вот и все.

Это неглубокий, но длинный порез, растянувшийся на всю ширину его ладони. Я хватаю с кровати белую простынь и туго оборачиваю ее угол вокруг его руки.

— Я сейчас вернусь, — говорю я, — так что, не двигайся.

Он повинуется мне, наблюдая за мной с внезапной неподвижностью, пока я сползаю с кровати и быстро иду к шкафу. Когда я включаю свет и замечаю свое отражение в зеркале, то вижу, что видел он, когда я уходила — женщину, совершенно голую, со спутанными волосами, свисающими до талии и со следами укусов на каждом дюйме тела, укусов настолько темных, что они видны в лунном свете. Как и всегда, я чувствую вспышку гордости при виде отметин на моей коже, отметин, о которых я просила у мужчины, которого люблю. Но я не знаю, что почувствовал Эмбри, когда все это увидел.

Я хватаю то, за чем пришла, и возвращаюсь к Эмбри, который теперь стоит у окна, все еще придерживает простынь вокруг руки. Он пристально смотрит на кровь, сверкающую на кончиках его пальцев со странным взглядом на лице, словно он потерялся в воспоминании.

Я осторожно убираю простынь с пореза и использую ее чистый край, чтобы вытереть как можно больше крови. Кровотечение замедлилось, но из пореза все еще сочится и капает кровь.

— Что это? — спрашивает Эмбри, нарушая молчание.

Я поднимаю вверх ткань, которую вытащила из шкафа, который по существу состоит из шелка и кружев.

— Это декоративный шарф, — объясняю я, когда начинаю обматывать им руку Эмбри. — Он висел вместе с нижним бельем.

— Он купил тебе нижнее белье? — голос Эмбри пронизан гневом, и я поднимаю на него глаза.

— Да. Не двигайся, — натягиваю ткань как можно сильнее и завязываю временную повязку на тыльной стороне его ладони.

Эмбри быстро вздыхает, когда я стягиваю ее, но в остальном молчит. Его глаза прослеживают отметины, которые, как я знаю, усеивают мою шею и ключицу, а затем устремляются к открытой двери шкафа.

— Ты не такой, как он, и ты это знаешь, — говорю я, прижимая его забинтованную руку к своей груди.

Он смотрит на свою перевязанную и окровавленную руку на мягких изгибах моих грудей.

— Я не знаю, какой я.

Я целую кончики его пальцев, пробуя кровь.

— Ты — Эмбри Мур. Разве этого недостаточно?

Он вздыхает, выдергивая у меня свою руку.

— Я задавал себе этот вопрос в течение длительного времени. Одевайся. Нам нужно идти.

И поэтому я одеваюсь в другое просвечивающее платье из тех, которые Мелвас выделил для меня, нахожу пару шелковых тапочек (все остальные туфли на высоком каблуке), а затем мы с Эмбри покидаем дом, Эмбри с пистолетом наготове.

Мы ползем по камням и под заборами с прорезанными в них отверстиями. Мы ускользаем от дронов и прыгаем вниз по опасным склонам, камни рвут тапочки и вонзаются в мои ступни. В течение нескольких тревожных минут мы прячемся под скоплением упавших ветвей, поскольку думаем, что слышим, как поблизости проходит патруль. Нам понадобилось тридцать или сорок минут, чтобы добраться до людей, которые прибыли с Эмбри, и к тому времени, когда мы до них добираемся, мои ноги истекают кровью, и я покрыта царапинами и порезами из-за камней и ежевики.

Несмотря на это, я вглядываюсь в Эмбри, когда он помогает мне сесть в машину, которую прятали дальше в долине, и говорю:

— Слишком уж все легко. Неужели на этом действительно все закончится?

Эмбри пожимает плечами и забирается в машину.

— Что еще мог бы сделать с тобой Мелвас?

ГЛАВА 13

Эмбри

Прошлое

Итак, Колчестер не мог меня любить, а я не должен был любить его. Морган была права. Он заслуживал того, кто мог бы ему дать то, в чем он нуждался, кто мог бы преклоняться перед ним, не ненавидя его при этом. Я был слишком эгоистичным, слишком сломленным, слишком беспечным. Даже если бы он был бисексуалом… а он не подавал никаких признаков того, что им был… не было ни малейшего шанса, что я был бы его первым вариантом.

Поэтому я пообещал себе принять совет Морган. Сказал себе, что избавляю нас обоих от боли несовместимости. Но на самом деле я избавлял себя от боли отказа.

В любом случае, он, наверно, был гетеросексуалом.

На следующий день после отъезда Морган, я отправился в кабинет капитана и попросил отправить меня куда-нибудь, куда угодно, чтобы убраться с базы. В длительный патруль, в рейд в соседнюю долину, куда бы то ни было, лишь бы убежать подальше от Колчестера. В течение восьми часов я снова был в зоне свободной от Колчестера, пробирался сквозь кусты и слушал, как Даг и Ву спорят о тонком сюжете фильма «Блэйд».

Для меня стало привычкой добровольно вызываться на каждую миссию вне базы — привычкой, за которую мои люди не были благодарны — но я не мог остановиться. Остановиться означало то, что я бы видел Колчестера, разговаривал с ним и переживал те ужасные, неизбежные моменты, когда бы мы оказались вместе, когда бы каждое его слово, каждое подергивание его затянутой в перчатку руки и каждое прищуривание этих зеленых глаз в солнечном свете, оставляло бы во мне открытую рану. Были времена, когда он хлопал меня по плечу, игриво трепал мои волосы, а я смотрел на него и понимал, что он ни о чем не подозревал. Совсем ни о чем.

Последние восемь месяцев были наполнены мучением и болью, и, хотя я думал, что смогу «вывести» Колчестера из своего организма, сражаясь больше, усерднее неся службу,