Хирург Коновалов - Дарья Волкова

– находить у себя все заболевания по очереди. Но у меня были некоторые оправдания. Если у тебя отец и дед по отцовой линии оба умерли, едва перешагнув сорокалетний рубеж, нет-нет, да и задумаешься: а ты сам? Сколько тебе отмеряно?

Мой тезка, хороший знакомый и великолепный кардиолог, Вадим Черепанов, называет меня симулянтом. Иногда орет, брызгая слюной: «Коновалов, тебе надо голову лечить!». А потом говорит о том, что причиной смерти моего отца, а она официально установлена вскрытием, был запущенный атеросклероз. А у меня сосуды кристально чистые, хоть в космос. И сердце, как у коня, и не симулируй мне тут! А что причиной смерти деда, скорее всего, было то, что тот конкретно прибухивал – а что еще делать сельскому доктору? Поэтому мне бухать нельзя.

Я верю Черепанову. Но все равно иногда просыпаюсь внезапно ночью с зашкаливающим пульсом.

Глаза привыкают к темноте. И я вдруг понимаю, точнее, вспоминаю, что сплю сегодня не один. У меня очень большая кровать, и одеяло ей под стать. В комнате свежо, работает кондиционер – я не могу спать в духоте.

Ну и где вся эта мемная хрень – что женщины во сне наматывают на себя все одеяла, какие есть в постели? Ласточка откатилась на самый край кровати и спит там, свернувшись калачиком, без одеяла, только в моей футболке. Я пододвигаюсь к ней, притягиваю к себе. Кошмар. Ноги ледяные. Уже двумя руками обнимаю Инну, прижимаю к себе, сверху на нас натягиваю одеяло. Что за дела, Ласточка? Я не храплю, не пинаюсь. Что за сепарация?

Инна не просыпается. Кажется, нет. Но что-то бормочет и вдруг обнимает. А, да, вот теперь мемно – засовывает свою ледяную ступню между моих. Но мне от этого хорошо. Я легко тру своей ступней ее, согревая. В сонном бормотании слышу свое имя. Пульс в норме. Засыпаю.

***

Утром просыпаюсь первым. Инна спит рядом, попыток сепарации больше не было. Я приподнимаюсь на локте… ну, приподнимаюсь не только целиком, но еще и частями, утро же… и любуюсь. Это вообще, оказывается, круто – когда ты просыпаешься, и тебе сразу есть, чем полюбоваться. Настроение приподнимается, не только член. Нарциссам в этом отношении проще – зеркало напротив кровати повесил и готово.

Я не нарцисс, но мне и без зеркала есть, на что смотреть сегодня.

Сейчас, когда Инна не хмурится, не смотрит настороженно, не пытается меня уязвить, видно, какая она хорошенькая. Прямо как куколка. У нее чистая кожа, длинные темные ресницы, чуть вздернутый нос и пухлые, слегка оттопыренные сейчас, когда она спит, губы. Утром, когда физиология на пике, такая девушка в постели – идеальное начало дня.

Ну-с, приступим. Где тут моя булочка на завтрак?

Инна просыпается, когда я уже избавил ее от футболки и вовсю лапаю за грудь.

– Вадим?.. – сонно и чуть хрипло.

Легко щипаю уже затвердевшие соски.

– Спи. Тебе это снится.

Она вкусная. Сладкая. Не знаю, какая. Но я готов очень хорошо себя вести, чтобы это блюдо было как можно чаще у меня на завтрак. Одна ее нога отведена в сторону. Другая на моем плече. Вся такая открытая, вздрагивающая, так откровенно реагирующая на ласку. Эй, не смей улетать так быстро!

Да разве же она меня слушается…

Но я счастливый, как дурак, когда прижимаюсь щекой к ее еще подрагивающему животу.

Потом подтягиваюсь к ней, смотрю в лицо. Опять розовая, опять я ее трахнул до слез. Мне это нравится! Замираю, потому что не могу решить. Не всем нравится целоваться в губы после орального секса. Ласточка сама притягивает меня за шею, крепко целует в губы.

– Спасибо.

– Тебе спасибо. Я себя хорошо вел и получил свой приз за хорошее поведение.

Она тихонько смеется. У меня мурашки по спине от ее тихого смеха. И от прикосновения женских пальцев к затылку.

– А я себя хорошо вела?

– Да. Очень.

– Я тоже хочу приз за хорошее поведение.

Я туплю несколько секунд – мне простительно, у меня весь кровоток в область малого таза ушел. А потом до меня доходит. Да ла-а-а-а-дно?! Пока Ласточка не передумала, прижимаюсь спиной к изголовью кровати, одно колено сгибаю, другое отвожу в сторону. Сектор «Приз» на барабане!

***

Вадим сидит в такой откровенной приглашающей позе, что щеки у меня просто горят. Но при этом взгляд отвести невозможно. Ну вот, интрига и раскрыта.

Это… красиво. Неожиданно, но да. Про шесть дюймов явно соврал, очень внушительный. А еще я только теперь вдруг замечаю, что Вадим обрезан. Вряд ли по религиозным соображениям, скорее всего, причина снова – в так чтимой им гигиене.

Зависаю, в общем, не могу отвести взгляд. И вообще, интересно, каков мужчина совсем внизу, если это не прикрыто волосами. Это…

– Не венец творения, понимаю.

Я все-таки вскидываю глаза. И тону в его потемневшем взгляде.

– Вы, девочки, устроены гораздо красивее. Но чем богаты.

Я нервно облизываюсь. Вадим бросает короткий взгляд вниз.

– Если передумала…

– Нет.

Это, оказывается, и в самом деле очень… как минимум, удобно. Когда не мешает ничего. Когда все гладко. Гладко, твердо, нежно. До всего можно дотянуться – губами, пальцами, языком. Для меня тоже нет запретных мест на его теле. Меня так накрывает и уносит процессом, что руку Вадима на своем плече я чувствую явно не сразу. После того, как его пальцы впиваются в кожу сильно.

Поднимаю голову.

– Вадим…

У него пьяный поплывший взгляд, и контрастом – все резко очертившееся на лице: скулы, челюсть, натянутые жилы на шее. Такой красивый на пике возбуждения.

– Еще пара секунд – и я набью тебе полный рот спермы.

Эта его запредельная откровенность меня не коробит. Она… она… Я не знаю. Но точно не против. А еще у меня сломался фильтр между головой и ртом. И мои слова такие же откровенные, как и его.

– Как ты хочешь кончить? Так?

– В тебя.

Я не успеваю ответить, как оказываюсь на спине. Вадим прижимается ко мне, трется откровенно внизу. Из него вырывается какой-то звук – смесь хриплого рыка и жалобного стона. А потом резко отстраняется. Он за презервативом, но я против. Тяну его за шею к себе.

– Ин-н-н-н-на… Я сейчас сдохну.

– Иди ко мне.

Он замирает. В глазах вопрос. Как бы ни был Вадим возбужден, но о главном помнит. И мне это в нем дико нравится.

– Я