Тайна императора - Елена Золотарева

Разводит мои ноги своими еще шире, оплетает их, чтобы даже и не думала закрываться.

Пальцы скользят по влажным губам, лаская каждую складочку. То легко кружат над невероятно чувствительным клитором, то сжимают его, то жестко трут. Я не могу предугадать его действий, Фарос то нежен, то порывист. Зато он отлично чувствует меня, и стоит мне начать напрягать бедра, в инстинктивном желании, как один палец оказывается внутри. Он медленно вводит его, мягко массируя упругие стеночки, а сам продолжает целовать, даже не обращая внимание на то, что вместо ответа на поцелуй я жадно хватаю воздух.

К одному пальцу добавляется второй, и из меня вырывается прерывистый стон. Я замираю, чтобы сконцентрироваться на приближении того прекрасного чувства полета, к которому меня так умело подводит этот мужчина. И как только делаю шаг в эту пропасть, меня подхватывают сильные надежные руки, чтобы отправиться в этот полет вместе.

— Моя…— приговаривал мой мужчина, ловя мою дрожь, и как только я смогла открыть глаза, он повторил это, глядя в них, — моя шера-йя.

— Да, — шепчу пересохшим горлом и расслабленно улыбаюсь, — и ты мой, — прикусываю губу, следя как серебро в его глазах становится ярче, — хочу тебя.

— Дороги назад не будет. Я просто не отпущу тебя…

— Не отпускай…— уже готовая на все, тяну руки к застежке на штанах.

— Даже, если ты откажешься от меня, принцесса.

Кажется, эти слова имеют более глубокий смысл, но сейчас я не придаю этому значения. Мне нечего бояться, я уверена в том, что мы будем счастливы втроем, и я готова закрепить свое согласие принять второго мужчину.

Пальцы, наконец, справляются с завязками, и твердый член напряженно вырывается из узкого плена плотной ткани. Он длиннее и немного тоньше, чем у Анвара, и я любуюсь им без стеснения, с жалостью осознавая, что мне ни за что не принять его полностью.

Так хочется сжать его в своей ладони, медленно провести вверх, а потом вниз, открывая розовую блестящую плоть, но не успеваю коснуться, как руки взлетают и оказываются за головой.

Фарос снова нависает, и начинает покрывать мое тело грубыми влажными поцелуями. Мои соски топорщатся, грудь вздымается от частого дыхания, пресс напряжен, и я понимаю, что эта картина возбуждает не одну меня. Анвар почти рычит, его пальцы до побеления вжимаются в поручни, и кажется, что он прикован невидимыми цепями к креслу, иначе точно уже присоединился. Смотрю ему в глаза, машинально облизываю пересохшие губы и понимаю, как порочно все это…

Заметить его реакцию не успеваю, потому что крупная головка начинает входить в меня. Медленно, неспешно, растягивая удовольствие. Мгновенно переключаюсь на Фароса, выдыхаю ему в губы и обнимаю за шею.

Глубина его глаз лишает воли, превращает в покорную рабыню, и я вслух соглашаюсь с этим, выдыхая «да». В этот же момент его член достигает предела, я будто нанизана на длинный красивый фаллос, и я теку еще сильнее от одной мысли об этом.

Он двигается медленно, невыносимо, мучительно и я сама начинаю подмахивать бедрами, чтобы поймать нужный мне темп, но он не поддается. Продолжает изводить меня медленным погружением, но добавляет жесткости. И, кажется, я начинаю ловить от этого кайф. Полностью отдаюсь его воле, успевая лишь постанывать и шумно хватать воздух, пропитанный ароматами наших тел.

От легкости, игривости Фароса, не остается и следа. Больше нет того колкого смешливого парня, готового сидеть у ног своей принцессы и лезть в вентиляционную шахту с букетом в зубах. Он сорвавшийся с цепи свободный лев, который докажет, кто здесь папочка.

Мои ногти царапают его спину, и я злорадно улыбаюсь тому, что следы нашей ночи завтра увидит весь дворец. Больше никто не посмеет смотреть на него сочувствующе.

— Моя дикая девочка…— получаю укус в ключицу, и мои ноги оказываются на широких плечах.

Фарос обнимает колени, подтягивает меня ближе, чтобы насадить на себя еще глубже, и начинает ускоряться. Уже не сдерживаю рычание, хватаю себя за волосы, выгибаясь от удовольствия, и плавлюсь от того, насколько точно Фарос ведет меня к пику наслаждения. Нескольких толчков достаточно, чтобы испытать его в полной мере, и я затихаю. Весь мир сужается до сладкой пульсации внизу живота. Я настолько слепа и глуха, что даже не могу разобрать слов, что говорит мой мужчина, но как только мое лоно окропляет горячая сперма, меня будто возвращает к жизни.

Я вижу как его тело пронизывают короткие спазмы, как капелька пота стекает вниз, огибая рельефные мышцы, которые все еще напряжены. Нежность возвращается и Фарос целует косточку на щиколотке. Прижимается к ней щекой и прикрывает глаза.

— Шера-йя…моя любимая принцесса.

Пока мы восстанавливали дыхание, я невольно сравнивала мужчин. Анвар во время нашего с ним первого раза был чуток, осторожен и бережен, но отнюдь не мягок. Он будто позволял привыкнуть к себе, давал время на это, не торопил меня, хотя сам был на краю. Уверена, как только я полностью привыкну, откроюсь и стану безоговорочно доверять, он покажет все свои грани.

Фарос…Он тоже выжидал. Но с ним я уже была смелее. Всем своим видом выпрашивала, провоцировала, но он, словно чувствовал, что еще рано, что ему не стоит отпускать себя и выполнять мои требования. Казалось, что он сдерживается, чтобы не спугнуть, чтобы тоже дать привыкнуть к себе.

Какое же самообладание нужно иметь, чтобы, так желая женщину, не сорваться?!

Вообще подобное поведение мужчин для меня было непривычным. Мне редко встречались пары, где мужья заботились о своих женах, носились с ними, как с ребенком, пытались угодить…но это всегда выглядело слишком ванильно, ненатурально, будто это было помешательством, либо тщательно продуманной манипуляцией.

У нас же все было по-другому. Я не видела в манурцах слабости. Они не пытались быть лучше, чем есть, но искали ко мне подход. Такие как они не станут прогибаться, таких не засунешь под каблук, потому что вся их мягкость лишь до особого случая. Чувствую, что эти двое ведущую роль главы семейства не собираются отдавать мне.

Взять хотя бы семью Анвара. Над рэей Лаидой мужья трясутся как над сокровищем. Но как только та переходит черту, тут же показывают свою несгибаемость. Чему я, в общем-то и рада. Помню маму, несущую благополучие нашей семьи на своих плечах при живом муже. Она всегда решала, куда мы едем