Врач. Жизнь можно подарить по-разному - Аня Вьёри

Захарский. Смешно. Он у меня в телефоне так и записан: «Захарский М. А.» Когда мы только поступили и я еще не теряла надежды сменить врача, то вот таким вот официозом хотела отгородиться от воспоминаний.

Захожу в карточку контакта, нажимаю кнопку «редактировать» и записываю его так, как он всегда был сохранен в моих телефонах: «Любимый мой».

Я не знаю, как и чем это все закончится. Но все происходящее со мной, с Мишей очень хорошо показывает важность момента. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас мы с Марком. Здесь и сейчас мы счастливы. Здесь и сейчас я люблю его. И всегда любила. Даже когда думала, что он бросил меня. Умирала, вспоминая о нем. Возрождалась, глядя на сына. Всегда любила и всегда буду любить.

Возвращаюсь к диалогу с абонентом «Любимый мой» и пишу: «Мишку уложила, хочу чаю выпить».

«Приходи ко мне. Тоже кофе пью».

Улыбаюсь. Да! Конечно! Я соскучилась. Нет, он заходил к нам в палату сегодня раз шесть. Но… Но это же не то. Эта Инесса Ивановна вечно со своими взглядами. Да и вообще. Он же работает! И… Он незаменим на своей работе. В какой-то момент мне даже стало стыдно, что я вроде как ворую его время.

Проверяю Мишкин сон, поправляю одеялко и выскальзываю из палаты. Отделение, конечно, еще не спит – слышу тихий разговор в мамской. Постовая медсестра что-то пишет в журнале. На секунду отрывается, смотрит на меня. Понимает, что я не к ней, и тут же теряет ко мне всякий интерес. Ну и славно! Идти так поздно в ординаторскую мне почему-то неудобно, хотя… Ну я же могу просто хотеть о чем-то спросить нашего лечащего врача. Или что-то ему сказать. Или просто обнять его! Ну могу же.

Ныряю в приоткрытую дверь и почти сразу попадаю в такие желанные объятия!

– Марк! – выдыхаю, прижимаясь к нему, ищу губами его губы, пальцами путаюсь в его волосах.

Как же я соскучилась! Как же он мне нужен!

– Марик, – повторяю уже чуть тише, а он улыбается так, как может только он, тянется к двери, тихо поворачивает замок, и я карикатурно вскидываю брови. – А как же кофе?!

Марк

Боже! Как же мне с ней хорошо! Смеюсь, прижимая ее к себе, трусь носом о ее висок, блуждаю пальцами по ее спине.

– А тебе кофе в постель? Или в чашечку? – ее очередь хохотать над глупой детской шуткой.

Нас переполняет дофамин и серотонин, чуть приправленные адреналином. Мы, как подростки, спрятавшиеся в темном углу школьного коридора! Нас просто трясет от перевозбуждения, мы счастливы, совершенно независимо от той чуши, которую несем.

Подхватываю ее под бедра, сажаю к себе на пояс.

– Марк, ты с ума сошел, – шипит, вцепившись в мои плечи.

– Угу, – обожаю ощущение ее пальчиков, впивающихся в мою спину.

– Марик, – уже не ругается, уже льнет, целуя, сжимая своими губами мои, аккуратно трогает язычком.

М-м-м, крышесносно! Плюхаюсь на диван, оставляя ее сверху, точно там, где хотел бы, чтобы она сидела, только без одежды.

Чертовы форменные брюки нифига не скрывают, и Катька ошарашенно ахает, раскрыв удивленно глаза. Что? Ты не знаешь, как ты на меня действуешь? Ни за что не поверю! Нахально улыбаюсь, беру ее покрепче за талию, прижимаю к себе. Веду руками по ее телу. Она в спортивных лосинах и футболке, и все происходящее еще можно было бы назвать целомудренным, если бы… Если бы мои брюки не были такими тонкими.

– Боже, Марк.

Не выдерживаю и ныряю рукой ей под одежду. Она дико возбуждена, и от осознания этого мне даже низ живота сводит. Резко отрываюсь от спинки дивана, властно накрываю ее рот своим. Втягиваю, прикусываю, облизываю… И почти те же движения повторяю рукой. Той, что сейчас у нее внизу живота.

Стонет, извивается, сводит меня с ума! Черт! Катька! Резко сталкиваю ее на пол. Она от неожиданности встает, а я оказываюсь перед ней на коленях, рывком стягиваю ее лосины.

– Марк! – ее глаза распахиваются.

Нет, она правда надеялась просто чаю со мной попить? Разворачиваю ее, толкаю на диван, а сам тут же оказываюсь у нее между бедер. Рывок! Толчок! И закрыть ее рот своим, потому что стонет. Так сладко!

Катя. Она настолько на грани, что ей, кажется, нужна всего пара движений. Черт! Я сделаю с тобой это! Опускаю руку, чуть прижимаю пальцами и… Впиваюсь сильнее в ее рот, потому что кричит! Реально кричит! Стискивает меня бедрами, вся пульсирует, пытается выгнуться. Не отпускаю. Не отдам. Ни секунды этого кайфа не отдам. Рывок, еще один. Боже, какое же наслаждение! Почему именно с ней? Почему только с ней! ДА! Замираю. Она рвано дышит, кажется, на глазах выступили слезы.

– Какая же ты клевая, – шепчу ей, когда понимаю, что могу оторваться от ее рта.

Она вся обмякла, тычется носом в мое плечо, прячет лицо.

– Только с тобой, – отзывается еле слышно.

Что? Правда? О-фи-геть! Кажется, я понял, почему Костян стал такой сволочью. Он ведь не получил ни грамма того, чего хотел! Вот этот кайф – он как был, так и остался только мой! Потому что эта женщина моя! Только моя! И никто этого не изменит.

По груди разливается совершенно абсолютное счастье, и я блаженно смеюсь.

– Моя! – прижимаю ее к себе, подхватываю под колени, стаскиваю на пол, усаживаю к себе на руки. – Моя Катя!

– Твоя! – соглашается.

Еще бы! А мне настолько кайфово! Это единение, но это не про секс. Это про ласку, про нежность, про вздох один на двоих, про биение сердца в одном ритме.

Никому ее не отдам! Никому не позволю ее обидеть! Черт! И тут я вспоминаю утренние сообщения Свиридова.

Глава 34 

Катя

– Кать, – вдруг нарушает он нашу томную тишину, – а дай мне Костин телефон?

Что? Зачем? Что он задумал? А я при госпитализации телефон мужа называла? Нет. Указала мамин запасным. И зачем Костя Марку?

– Зачем? – спрашиваю его, и все то тепло и счастье, что только что музыкой звенели в ушах, с треском растворяются.

– Поговорить с ним хочу, – в глазах у Марка блестят молнии, голос звучит угрожающе. – Что, думаешь, нет повода?

– Марик, не надо, – тру лицо ладонями.

Нет, я все понимаю, Захарский не может просто стоять в стороне, но… Но сейчас у меня еще есть шанс хотя бы наши с Мишей вещи забрать, а если Костя узнает про Марка…

– Кать, ну что за глупости? – он злится.

Вскакивает, отрывает бумажное полотенце, вытирает за нами диван.