Звездокрыл - Маргарита Блинова

Я покрутила головой, оглядывая место, куда нас выкинуло из межпространства, и внезапно узнала территорию. Это был не какой-то детский оздоровительный лагерь. Это был мой лагерь!

До сих пор помню «Галчонок», где много лет подряд проводила летние каникулы, пока была беззаботной школьницей. Помню отрядные песни, которые мы учили и пели по ночам вокруг костров. Помню игры, многих ребят, воспитателей и стену лодочного сарая, которую все называли стеной Отчаянных…

Кристен разжал руку, выпуская камень, и, легко перекрикивая грозу, скомандовал:

– Проверить снаряжение. Надеть плащи. Подготовить средства связи и фонари. Делимся на тройки. Наш сектор семь. Идем вдоль русла. Я и еще двое плывем на Дурмане по мелководью. Остальные двигаются берегом. Адриана…

Я вздрогнула, никак не ожидая, что мне будут отдельные поручения, и с готовностью вскинула голову.

– Ты идешь в лагерь и остаешься там, – припечатал Кристен.

Чувствуя, как сердце начинает стучать чуть громче от ощущения дикой несправедливости, я на секунду замерла, осмысливая сказанное, а после вскочила с рюкзака и решительно похромала к Кристену.

Нет!

Он не может удалить меня из поисковой группы!

Лекция двенадцатая

О несправедливости и темных силуэтах

Я редко психую, но в такие дождливые и полные обид дни понимаю, что без этого никак.

– Кристен, я могу помочь!

Арктанхау сурово глянул на приближающуюся, точнее, прихрамывающую в его направлении меня и, кажется, вздохнул. Нет, а он чего хотел? Что я молча смирюсь с отстранением и с опущенным носом поковыляю в лагерь? Наивный.

– Да пойми, – набивала себе цену, – я же знаю этот лагерь как свои пять пальцев. Я четыре года подряд ездила сюда на все летние смены!

Северянин коснулся моего лба кончиками указательного и среднего пальцев, показал мне. Они были красными от крови.

– Ты ранена.

И только теперь я почувствовала, что лоб разрывается от тупой боли, по виску бежит вовсе не теплая капля дождя, а что-то другое. Вот и когда только успела? Неужели на земле валялась палка, а я не заметила?

Я вцепилась в его широкое запястье, как в спасительный круг, и посмотрела в глаза командира.

– В нашей группе я единственная фаорка. Будучи ребенком, я излазила здесь все, что можно и нельзя, и знаю эти места даже лучше воспитателей. Ты не можешь отослать меня из-за пустякового пореза.

Кристен бросил на меня долгий взгляд, в котором читалось очевидное: все он мог. И не только мог, но и вот прямо сейчас планировал сделать. К его чести, он даже пару секунд поколебался, прежде чем я услышала неизбежное:

– В пятидесяти метрах отсюда одноэтажное здание столовой, там разместили временный штаб. Иди туда, Адриана, пусть тебя осмотрят лекари.

В груди, подобно недавнему грому, взорвалось чувство глубокой несправедливости. Захотелось кричать, грозя кулаками небу, в сердцах пнуть ветку упавшего дерева, но я поступила лучше. Я сконцентрировала все это в глухую холодную ярость, сделала шаг навстречу Кристену и отчетливо и ровно сказала:

– Я не нуждаюсь ни в твоей жалости, ни в особом к себе отношении.

Сказала и едва не отшатнулась. Просто мои слова подействовали на Кристена, как приказ трансформации на оборотня. Северянин дернул уголком губ и преобразился. Его черты утратили юношескую мягкость и привлекательность. Линии стали грубее, загадочнее, а еще застыли, как смола на ярком солнце.

Но хуже всего тревожное чувство опасности, которое я испытала, когда Кристен Арктанхау сделал шаг и склонился к моему перепуганному лицу.

– Ни первое, ни второе здесь роли не играют. Я действую в соответствии с должностью старшего в десятке. Еще раз подчеркиваю: старшего и опытного. Вы, адептка Нэш, ранены и не в состоянии помогать разыскной группе. Более того, ваше нахождение в наших рядах замедлит продвижение десятки.

Даже не знаю, что удивило меня больше: холодные резкие интонации в его голосе или это внезапное «вы, адептка Нэш».

– Разговор окончен, – и Кристен демонстративно развернулся ко мне спиной.

Я таки пнула в сердцах ветку, мирно валяющуюся на земле, тихо ругнулась, а после уверенно похромала в сторону тропинки. Потом одумалась и вернулась под крылышко ядожала.

Стараясь не встречаться взглядом ни с кем из парней, доковыляла до своего рюкзака, со злым сипом закинула снаряжение, подтянула лямки. Глаза жгло от слез, а в горле застрял ком, но я держалась. Держалась, потому что знала: на меня все смотрят и жалеют. Держалась, потому что чувствовала взгляд Кристена Арктанхау.

Власта заступила мне дорогу.

– Адриана… – она явно не знала, что сказать, но подбодрить хотела.

Не поднимая головы, я сжала ее холодную ладонь:

– Послушай. Они сплавлялись вниз по течению. Там много островов. Ищите на них, а не по берегу. Костер под таким дождем они не разведут, сигнальных маяков в лагере нет. Поэтому ребята будут играть на трубе. Слушай песню.

– Песню? – девушка переступила с ноги на ногу.

– Да, песню. Там подсказка, где их искать. И, Власта… Там дети. Их надо вытащить.

– Сделаем все, что сможем.

Я кивнула и пошла, стараясь не замечать ни холода, ни теплых капель дождя, ползущих за шиворот.

– Эрик, проводи адептку до столовой, – отдал приказ Кристен.

– Сама дойду!

– Адриана, не дури, – попытался настоять командир, но я решительно вломилась в просвет между кустами малинника, куда Эрик при всем своем желании не смог бы протиснуться ни боком, ни на четвереньках, ни ползком.

Оставшись одна, я побежала вперед, держа развалины деревянной часовни в качестве ориентира.

«Нечестно! Нечестно!» – грохотало сердце в груди.

Мне так хотелось поскорее остаться одной, уйти и спрятаться, что я совсем забыла о ноге. А вот нога о себе не забыла и напомнила всему телу, что она вообще-то пострадавшая, а вокруг мокро и безумно скользко!

Оступившись и поскользнувшись, я завалилась набок и кубарем покатилась вниз. В один из неконтролируемых переворотов вес рюкзака скорректировал падение, и остаток пути я проехала вниз на пятой точке. Собрала по пути все шишки, опавшие иголки, больно приложилась обо все камни и ветки. И, наконец, замерла на самом дне неглубокого оврага.

Лежала на спине, раскинув руки в стороны и пристроив голову на рюкзаке, задравшемся при спуске в район шеи. Лежала и кусала губы.

Там, наверху утеса, я почувствовала себя несправедливо обиженной. Но здесь, на самом дне оврага, на меня накатило ощущение, что я маленькая никчемная неудачница.

И тогда нечто зыбкое и неизмеримое, что по ошибке зовут силой воли, не вынесло тяжести испытаний и сломалось.