Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

чёрные лаковые со шнуровкой по бокам ботфорты, соблазнительная круглая неширокая попка его, туго обтянутая микроскопическими шортами из чёрной же блестящей ткани, покачивалась в такт шагам — вправо, влево, вправо, влево…

Омега, почувствовав взгляд, резко неожиданно обернулся, меховая его накидка из чернобурки, игравшая роль микрожилета открывавшего на обозрение подтянутый, даже с мышцами, живот и плоскую грудь и закрывавшая спину до половины, взметнулась. Широкий чёрный бисерный ошейник с карабинчиком для цепочки. Бледное лицо с густо подведёнными чёрным огромными голубыми глазами с длиннющими ресницами (нарощены они у него что ли?), ровный прямой нос, чёрные, восходящей формы, брови, пухлые губы порочного красного рта, немного смазанные, искривлённые в ирòничной улыбке, симпатичное, чуть грубоватое, мальчиковое лицо… Казалось, всё в нём настолько сексуально, настолько нарочито подчинено служению инстинктам, что образ этого омеги бил по сознанию неподготовленного человека не хуже кувалды, заставляя запомнить его навсегда. Неудивительно, что у него в голове всегда присутствует краснота сексуального возбуждения.

Омега, увидев Адельку, открывая безупречные зубы, улыбнулся ещё шире, поднял руку, затянутую в длинную чёрную перчатку в три четверти, ладонью к Адельке, чуть придержал её и пошевелил на прощанье пальчиками…

— Вивиан, это Вивиан. Танцовщик из ночного клуба. Есть тут у нас клуб такой, Бергхайн называется. Вот он там и крутится, танцует, раздевается за деньги, когда и спит с кем-нибудь, — пояснил ворчливым тоном вошедший к нам в палату Лизелот.

Следом за медбратом из смотровой к нам вплыло облако тяжёлого вечернего аромата духов, что-то, что начинается с лесных ягод, аниса, кориандра, а потом центр шлейфа, или, как говорят парфюмеры — сердце пирамиды, из белого меда, жасмина, гвоздики, туберозы, опопанакса, корицы, ладана. А следом, в самом конце, завершающий композицию потрясающий шлейф из амбры, ветивера, стойкого мускуса, кедрового дерева, гелиотропа. И всё это богатство запахов приволок с собой какой-то омега из клуба? Что и за духи-то такие? Чем-то земной Пуазон напомнило.

Оме Лисбет сидел в смотровой, быстро что-то писал в карточке.

— Вы, оме, подождите до десяти, придут оме Лени и оме Сигилд, будут повязку снимать, — обратился ко мне Лизелот.

— А ты, мелкий, уже сейчас можешь домой идти, — это он Адельке.

— Он может меня подождать, господин Лизелот? — обратился я к медбрату.

— Да пусть подождёт, — согласился тот, — не жалко, ему всё равно назавтра назначено снова.

— А скажите, господин Лизелот, Вивиан этот, он какой-то странный…

— Да уж… Он, оме, если хотите знать, почитай, половину денег заработанных на целителей спускает.

— Это как так? Дольше прожить хочет?

— Ну, не знаю насколько долго он намерен жить, а вот то, что достаётся ему частенько — это да.

— В смысле достаётся?

— Да вот так вот… То побьют — язык-то, что помело, то изнасилует кто. Он же, сами видите какой, а то ещё пьянствовать примется.

— Да как же изнасилуют? И неужели не наказали никого?

— Да он сам провоцирует, а как попадётся кому, так и говорит потом страже, что по согласию. Уж сколько раз было такое. А оме Лисбет лечит потом. Другие-то целители не хотят с ним связываться. Раз, да другой и отказывают…

— Да-а… А тебя-то он почему цепляет?

— Да Сила его знает, оме. У него голова, у нас военные в Чёрном крайсе так говорят, со смещённым центром тяжести. Да и то сказать, пропускать через себя столько альф… Какая же голова выдержит? Но уж и зарабатывает…

— Ну, там не только голова работает…

— Да, наверное…

В общем, после десяти, то есть после полудня, меня освободили от повязок. Лисбет и Лени на пару, под контролем целителя Сигилда, тщательно проверявшего результаты своей работы, сразу с обеих сторòн головы снимали отёки и синяки, а когда работа была закончена Адельке поднесли зеркало, мы встали с омежкой плечом к плечу и я, сначала через его глаза, а потом и через драконьи рассматривал своё новое старое лицо.

Глава LXVI

«Его Светлости, оме Ульриху Фрейтагу Генриху фон Фалькенштейну, маркизу Аранда, младшему сыну Герхарда Фридриха, седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм от Главы Совета вольного города Лирнесса Вольфрама Альбрехта Хартманна фон Адельманнсфельдена, рыцаря Великой Силы, помощника ректора Схолы Лирнесса, второго десятника факультета стихии Схолы Лирнесса, члена Супермум консилиума Сходы Лирнесса, магистра ордена Рыцарей Замка, комтура Сумисвальда, Ципплингена, Мергентхайма и Южных островов.

Ваша Светлость, оме Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха, седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм, поскольку сделалось Нам известно, что Вы с Личным Слугой Вашим и подопечными Вашими в проживании в вольном городе Лирнессе желание возымели, извещаем Вас, Ваша Светлость, оме Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха, седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм, что в целях удовлетворения означенного желания Вашей Светлости оме Ульриха Фрейтага Генриха фон Фалькенштейна, маркиза Аранда, младшего сына Герхарда Фридриха седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм, надлежит Вашей Светлости, оме Ульриху Фрейтагу Генриху фон Фалькенштейну, маркизу Аранда, младшему сыну Герхарда Фридриха, седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм сего месяца тертиуса в тридцать восьмой день 857 от создания Схолы года в присутствие Главы Совета вольного города Лирнесса Вольфрама Альбрехта Хартманна фон Адельманнсфельдена, рыцаря Великой Силы, помощника ректора Схолы Лирнесса, второго десятника факультета стихии Схолы Лирнесса, члена Супермум консилиума Схолы Лирнесса, магистра ордена Рыцарей Замка, комтура Сумисвальда, Ципплингена, Мергентхайма и Южных островов прибыть.

В остальном, Ваша Светлость, оме Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха седьмого Великого герцога Лоос-Корсварм, и Совет вольного города Лирнесса в том постановляет, да будет Ваша воля.»

И витиеватая подпись размером в полладони того самого Вольфрама Альбрехта Хартманна фон Адельманнсфельдена, помощника, рыцаря, магистра, комтура и прочая.

Аристократичная толстая желтоватая пергаментная бумага, твёрдая, как фанера. Такое письмо на стену можно вешать.

С трудом пробиваясь через нагромождения немецкого языка с его чудовищно длинными словами, и каллиграфические завитки рукописного почерка (вот у кого Лисбету писать надо учиться!) я разобрал, что меня ждут у Главы Совета города 38 тертиуса, а точнее через пять дней. Интересно, зачем? Официальные власти города решили посмотреть на оме-менталиста? А с учётом того, что в Лирнессе есть посольство Тилории, а наверняка не только Тилории, но и Барбанула, Оспана и ещё кого-то, то… Наверняка закрутится какая-то политическая интрига, к бабке не ходи…

А в чём идти? У меня из приличного (условно приличного), только мой серый охотничий костюм ещё из замка и сапоги. А в чём вообще положено идти? Наверняка, дресс-код какой-то есть.

Ох-хо-хо… Надо к