Изумрудное лето - Ольга Крючкова

Калужская губерния, начало июня 1886 года

Итак, управляющий Никанор отправился в Калугу в агентство по найму домашней прислуги, всецело доверив имение Петру Петровичу Муравину. По мере приближения к городу, он предвкушал тёплую встречу с Дарьей Арсеньевной.

Хозяйка агентства происходила из известного в Калужской губернии рода Калакутских, одной из его обедневших ветвей. Личная жизнь Дарьи Арсеньевны, увы, не удалась. Она была некрасива, но чрезвычайно умна и расчётлива. Все эти обстоятельства отнюдь не привлекали женихов. В молодости после смерти родителей перед госпожой Калакутской встал выбор: либо стать гувернанткой, либо попытаться на последние деньги открыть собственное дело. Дарья Арсеньевна выбрала второй вариант. И вот уже почти двадцать лет дела её шли успешно.

Никанор в течение десяти лет пользовался услугами агентства, а после того как овдовел и вовсе стал наезжать в Калугу при малейшей возможности и наносить визиты госпоже Калакутской. Дарья Арсеньевна оценила манеру поведения управляющего и, в конце концов, приняла его ухаживания и ответила взаимностью, решив, что достаточно долго хранила непорочность и к сорока годам от неё явно пора избавиться.

Агентство располагалось на окраине города в доме госпожи Калакутской, на первом этаже. Никанор остановил дрожки подле ворот, слез с козел и постучал:

– Никитка, открывай, ворота! – гаркнул он.

Отворилась калитка, из неё появилась белобрысая голова молодого парня, дальнего родственника господи Калакутской, которого она ещё крошкой взяла на воспитание.

– День добрый, Никанор Фёдорович! – поприветствовал парень и поклонился. – Мигом отворю!

Ворота распахнулись. Никанор, забравшись на козлы, правя дрожками, заехал в просторный, чисто выметенный двор.

– А что хозяйка твоя? – поинтересовался он у Никитки.

– Изволит с соискательницей беседовать… – доложился тот.

– Горничной?

– Наверное, так-с… – поддакнул парень, жестом приглашая гостя в дом. – Как только Дарья Арсеньевна освободится, я тотчас доложу о вас. А покуда не желаете ли отведать чаю?..

Никанор разместился на стуле подле стола в небольшой гостиной. Напротив неё как раз располагался кабинет хозяйки, в котором она и принимала соискателей. Калакутская была строга и дотошна: тщательно проверяла рекомендательные письма, если таковые имелись у соискателя, если же нет, то подолгу беседовала с ним.

Никанор успел испить две чашки отменного чаю, как дверь кабинета распахнулась: появилась Дарья Арсеньевна, за ней – девушка лет двадцати.

Гость привстал со стула и слегка поклонился дамам. Девушка слегка улыбнулась, и направилась к выходу. Никанор заметил, что она бледна.

– Ах, Никанор Фёдорович! – воскликнула хозяйка, поправив на носу пенсе. – Как я рада вашему приезду!

Управляющий приблизился к своей пассии, оглянулся и, убедившись, что их никто не видит, приобнял её и произнёс:

– Ох, душа моя, кабы ты знала, как не чаял я тебя увидеть…

На лице хозяйки появилось подобие румянца.

– И я ждала вас с нетерпением… – полепетала она, потеряв свой привычный деловой тон. – Надеюсь, чай вам понравился?

– Как всегда отменный, Дарья Арсеньевна.

Они сели за стол.

– Ну-с, – Калакутская снова обрела уверенный тон и цепким взором смерила Никанора, – я вижу печать забот на вашем челе.

– Да-с… – протянул гость, обдумывая с чего же начать. – Разговор у нас с вами, Дарья Арсеньевна предстоит непростой…

Женщина насторожилась:

– Что-то случилось?

Никанор кивнул.

– Многое, душа моя… Ох, многое… – он снова задумался, как бы получше выразить свои мысли.

Хозяйка не торопила гостя, понимая, что его привело явно важное, а может и щепетильное дело.

– Надобны мне горничная, лакей и две прачки… – начал Никанор.

Калакутская вздёрнула брови.

– Барин женился? – предположила она.

– Да, что ты, душа моя. Помер он в начале мая. Да оставил завещание своим племянникам. Так вот энта саранча в поместье нагрянула… – Никанор снова умолк.

– Понимаю, прислуги не хватает. Подберу вам достойных кандидатов, не сомневайтесь, – заверила Калакутская.

– Это всё так… – неопределённо протянул Никанор и как-то странно подмигнул своей пассии.

Дарья Арсеньевна сразу же поняла: есть некие обстоятельства, о которых Никанор не решается говорить.

– Никанор Фёдорович, мы с вами, слава богу, не первый год знакомы. И всегда доверяли друг другу. Говорите начистоту, можете от меня ничего не скрывать. Наш разговор не выйдёт дальше этой гостиной.

Никанор осмотрелся по сторонам.

– Да-с… – протянул он. – Но лучше бы нам поговорить в кабинете.

– Хорошо, как вам угодно.

Кабинет госпожи Калакутской был небольшим, но очень уютным. Гость и хозяйка разместились на кушетке, обитой плотным полосатым шёлком.

– Я вся внимание… – заверила Дарья Арсеньевна.

И Никанор рассказал Калакутской о странном завещании, оставленном барином.

– Хм… – глубокомысленно произвела хозяйка, когда Никанор умолк. – Однако, Лев Дмитриевич соригинальничал… Это ж надо такое удумать…

– Вот-вот, – подхватил Никанор. – А казалось, барин до последнего пребывал в здравом уме! И что же! Теперича энти аспиды везде суют свои носы! Портят имущество!

– Успокойтесь, Никанор Фёдорович. Увы, в данном случае вы бессильны.

Управляющий с видом заговорщика взглянул на Дарью, придвинулся к ней поближе и театральным шёпотом произнёс:

– Есть у меня одна мыслишка… Если её воплотить, то можно сорвать приличный куш…

Госпожа Калакутская напряглась, словно струна.

– Говорите! Не томите!

– В завещании говорилось: если наследники до первого сентября не найдут клад, спрятанный барином, то получат по пять тыщ рублей. Состояние же, обращённое в золото и драгоценности, стоимостью почти в два миллиона рублей переходит Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Поместье – дому инвалидов.