Развод. Бумерангом по самые я... - Каролина Шевцова

– табак, парфюм, что-то неуловимо родное – обволакивает, как теплое одеяло. Он утыкается носом мне в макушку и с шумом втягивает ноздрями воздух.

- Ты все сделала правильно. – Шепчет он. – Они поймут, дай им время.

И это единственный раз, когда мне не хочется с ним спорить.

 

Глава 20. Владлен Казанский

Это был первый раз, когда я повысил голос на Лену. По-настоящему. Не сдерживаясь.

Орал как припадочный, и меня не остановили ни ее жалкий вид, ни испуганно округлившиеся глаза, ни слезы.

Особенно слезы.

Боже, как я устал. Даже близняшки в три года ревели меньше, чем моя Лена.

И если вначале я думал, что это образ, что это маска израненной женщины, с которой жизнь обошлась жестоко, то сейчас… Что млять сейчас не так?

Я люблю её. Трахаю. Осыпаю подарками. Пообещал жениться! Согласился на ребёнка, потому что у кого-то "возраст" и "инстинкты" и плевать, что мне самому уже внуков пора нянчить. Короче, работаю на износ на всех фронтах.

И что я прошу в ответ? Сущую малость – горячий ужин, чистую квартиру, и безупречную репутацию.

С едой Лена справляется, как ни крути, готовит она хорошо. Бабка научила, да и время, проведенное с Кариной, дает знать.

Уборка… этот хлев, из которого Лена отказывается съезжать, как ни убирай, чище не станет. Тут даже ремонт не спасет ситуацию, только если пропихнуть дом под реновацию. Но старая Ленина хрущевка не стоит таких телодвижений. А вернуться в съемную квартиру, которую я уже для нас снял, Лена не хочет. Останется тут и хоть усрись! Упрямая девчонка!

Если бы не вчерашний день, то я бы в очередной раз уступил ей. Хочет жить в своей дыре – пожалуйста. Но потом случился прием в Белуге. Когда вечером, размотанный и почти мертвый, я наконец добрался до душа, вместо теплой воды на меня полилась тонкая струйка ржавой жижи - этого было достаточно, чтобы я взорвался

Орал, ругался, даже пытался собрать наши вещи, чтобы сегодня же перебраться в отель – от Лены ноль реакции. Одни слезы. Рыдала, аж до хрюка.

И потом меня понесло. Я припомнил все, и это ее «просто Лена». И тупое поведение за столом. И даже попытку вызвать у меня жалость своим побегом из банкетного зала. Но главное, о чем я думал, и что меня бесило – уродское платье в цветах.

- Кто, чёрт возьми, надоумил тебя надеть ЭТО?! - голос сорвался в хриплый шёпот, но от этого звучал ещё опаснее.

Лена всхлипнула, подбородок её дрожал:

- Ты же сам говорил, что нравится...

- Мне и килька в томате нравится после третьей рюмки! Но я же не стану его жрать на приёме у президента! - вырвалось у меня, и я тут же мысленно выругался за сравнение.

Её глаза - огромные, влажные, как у загнанного оленя - расширились ещё больше:

- Значит я для тебя... как какая-то рыба?

-Уууух... - воздух со свистом вырвался сквозь стиснутые зубы. Как же бесит эта женская манера выхватывать слова из контекста!

Внезапно с тоской вспомнил Карину - прямую, как штык. С ней всё было просто: проблема - решение, ошибка — исправление. На людях - фирменная шуточка, дома - спокойный разбор полётов. Никаких театральных пауз, никаких "угадай, почему я обиделась".

Разбаловала меня Карина. Теперь вот расплачиваюсь - открываю для себя дивный новый мир женских истерик, антидепрессантов и бесконечных обид на ровном месте.

Кишечник ожидаемо скрутило в приступе боли – знакомое, гадкое ощущение. Ну, конечно – а чего я ждал? До врача все не дойду, лечусь чем попало. Еще и нервы.

Смотрю на Лену, мысленно умоляя: «Хватит, котенок, давай просто обнимемся и ляжем спать».

Но её лицо — настоящая трагедия в трёх актах. Судя по всему, спектакль только начинается.

- Когда ты кричал, мне даже показалось, что ты ударишь меня.

Я закрываю глаза, чувствуя, как усталость накатывает тяжёлой волной:

- Лена, я никогда не подниму на тебя руку.

- Так и отец говорил... - она всхлипывает, отворачиваясь к стене. - Пока не напивался.

И тут меня накрывает.

Ярость.

Горячая, как расплавленный металл.

Я бросил всё ради неё - дом, жену, даже сына! Мечтал о настоящей любви, о втором дыхании, о том, чтобы снова почувствовать себя живым. А получил что?

Общество смотрит на нас с брезгливым любопытством. Коллеги шепчутся за спиной - после выходки Карины Лена в их глазах чуть ли не моя незаконнорожденная дочь. И теперь это... Это жалкое сравнение с ее алкашом-отцом!

- Я ТЕБЕ НЕ ОТЕЦ! - рву глотку так, что стёкла дребезжат.

Снизу тут же начинают лупить по батарее - тук-тук-тук, как в дешёвом общежитии.

Меня передёргивает.

Мне. Владлену Казанскому. Стучат по батареям.

Как какому-то бомжу.

Оглядываю нашу комнату - обшарпанные обои с жёлтыми разводами, линолеум с протёртыми до дыр дорожками, затхлый запах старого холодильника. Я двадцать лет вытаскивал себя из этого дерьма! Двадцать лет отстирывал с себя эту грязь.

А теперь... Теперь я снова здесь.

В этой проклятой хрущёвке, с вечно ноющей девчонкой, с быдлятиной по соседству, с ржавой водой из крана.

Лена всхлипывает, уткнувшись лицом в диванную подушку.

И вдруг понимаю - я ненавижу её в эту секунду.

Ненавижу за то, что она вернула меня туда, откуда я с таким трудом выбрался.

Ненавижу за то, что в её слезах я вижу себя двадцатилетней давности - жалкого, беспомощного, нищего.

Хватаю ключи со стола.

- Я в отель. Ты со мной или нет?

Смотрю на Ленину спину, и понимаю, что впервые в жизни не стану ее уговаривать. Хочет гнить дальше в этой залупе – ее выбор. А я сюда больше ни ногой.

- Иди сам, - она вытерла слезы и даже постаралась улыбнуться. Вышло жалко, как на поминках нелюбимого родственника.

Уйти на самом деле не то же самое, что хлопнуть дверью у себя в голове. Медленно, будто еще надеюсь, что передумаю, собираю свои вещи. Зубную щетку, белье, рубашку на завтра, таблетки.

Лена стоит в стороне, не останавливает и не помогает.

Лучше бы конечно остановила.

Я уже