Королева на всю голову - Ольга Дашкова

Лукьянов, ты пропал. Окончательно и бесповоротно.

Моя жизнь, которую я так тщательно выстраивал — лес, одиночество, тишина, где каждый день был под контролем, — рухнула в один момент. В тот самый, когда Каролина ворвалась в мой мир, как ураган, снося все барьеры, которые я возводил годами.

И теперь я здесь, в своей постели, с этой девчонкой, которая смотрит на меня глазами, полными желания, и я не могу остановиться.

Хочу остановиться. Должен. Но не могу.

Ее губы обхватывают мой член, мягкие, горячие, и я теряю рассудок. Она делает это немного неумело, но в этой неумелости столько искренности, столько страсти, что я стону, как мальчишка, впервые оказавшийся в женских руках.

Горячий язычок скользит по мне неуверенно, но так жадно, что каждая клеточка тела пылает. Она ласкает мои яйца нежно, почти робко, и это ощущение — как удар током, от которого я готов взорваться.

Но я держусь. Из последних сил. Потому что знаю: это только начало. Начало моего персонального ада, в который я сам себя загнал. Но в данный момент я готов гореть в нем вечно.

— Каролина, вот же… дьявол, — хриплю, пытаясь отстраниться, но голос срывается, и я не узнаю сам себя.

Богдан Лукьянов, человек, который мог выстоять под градом пуль, который смотрел смерти в глаза и не моргнул, сейчас стонет, как девчонка, потому что эта королева красоты облизывает мой член так, словно это самое важное дело в ее жизни.

Она поднимает взгляд, и я тону в этих карих глазах, таких больших, таких открытых. Каролина не прячет их, не отводит, как делали другие женщины, с которыми у меня что-то было.

Те всегда смотрели куда-то в сторону, будто боялись, что я увижу в них слишком много. Но Каролина — она другая. Она смотрит прямо, и в этом взгляде — вся она.

Дрожь желания, смелость, уязвимость. И я пропадаю. Окончательно.

— Хватит, — выдавливаю, хватая ее за плечи.

Мои руки дрожат, я тяну ее к себе, она подчиняется, послушно поднимаясь. Ее губы блестят, щеки пылают, а я не выдерживаю. Впиваюсь в эти губы, целую так, будто это мой последний день на земле.

Она отвечает жадно, яростно, ее язык сплетается с моим, и я чувствую вкус себя на ней. Это сводит с ума. Это неправильно. Но я уже не могу остановиться.

Переворачиваю ее, Каролина падает на простыни, мягкая, податливая, ее тело — как магнит, который тянет меня к себе. Устраиваюсь между ее ног, широко раздвинутых, и она стонет, когда я провожу головкой члена по ее половым губам.

Она такая мокрая, горячая, гладкая, что я едва сдерживаюсь, чтобы не войти в нее прямо сейчас, одним движением. Каролина прикусывает губу, смотрит вниз, на то, что я делаю, и это подхлестывает меня еще сильнее.

Ее взгляд — не стыдливый, не скрытный. Она хочет видеть. Хочет чувствовать. И от этого я схожу с ума.

— Богдан, — шепчет, голос дрожит, как струна, готовая лопнуть. Она сама дрожит подо мной, ее бедра слегка покачиваются, словно зовут меня, а я не могу больше ждать.

Провожу головкой еще раз, чувствуя, как она раскрывается подо мной, и вхожу. Резко. Слишком резко, может быть, грубо, но я не могу иначе. Желание — как огонь, оно сжигает все мысли, оставляя только инстинкт.

Она тесная. Черт, до невозможности тесная.

Мой член еле входит, чувствую, как ее мышцы сжимаются вокруг меня, словно не хотят пускать. Каролина вскрикивает, и этот звук — как нож в сердце.

Замираю, глядя на нее. Ее глаза широко распахнуты, губы дрожат, и я вижу в них не только удовольствие, но и боль. Боль. Черт, черт, черт!

— Малышка, — шепчу, мой голос дрожит от паники, — что не так? Я сделал тебе больно?

Она качает головой, но слеза скатывается по виску. Мое сердце сжимается. Я хочу остановиться, хочу выйти из нее, но она цепляется за мои плечи, ногти впиваются в кожу.

— Нет, — шепчет, но голос срывается. — Все хорошо. Не останавливайся, Богдан, пожалуйста. Не останавливайся.

Смотрю в ее глаза, и в них — такая решимость, такая сила, что я не могу ей отказать. Но в этот момент я понимаю. Понимаю, что она девственница.

Эта дерзкая, смелая, невероятная девушка, которая облизывала мой член с такой страстью, которая целовала меня, как будто готова была отдать всю себя, — она никогда не была с мужчиной.

И я… я первый.

Эта мысль бьет меня, как молния. Я должен был остановиться. Должен был спросить. Должен был быть осторожнее. Но я не остановился. Не спросил.

И теперь я в ней, и она дрожит подо мной, а я чувствую, как ее тело сопротивляется, но в то же время принимает меня.

Лукьянов, что ты наделал?

— Каролина, — хриплю, пытаясь замедлиться, пытаясь дать ей время, — почему ты не сказала?

— Неважно, — шепчет, в голосе столько упрямства, столько огня. — Я хочу этого. Хочу тебя. Пожалуйста, Богдан.

И я сдаюсь.

Сдаюсь перед ее желанием, перед ее смелостью, перед тем, как она смотрит на меня, словно я — весь ее мир. Двигаюсь медленно, осторожно, стараясь не причинить ей боли.

Ее мышцы постепенно расслабляются, и она начинает двигаться мне навстречу, бедра поднимаются, встречая мои толчки. Чувствую, как она становится мягче, податливее, и каждый ее стон — как музыка, которая заглушает голос разума в моей голове.

— Ты такая… — шепчу, целуя ее шею, ключицу, грудь. — Такая… невероятная малышка.

Она стонет громче, ее руки скользят по моей спине, ногти царапают кожу, и это только подстегивает меня. Ускоряюсь, не в силах сдерживаться. Она невероятно узкая, горячая, и я теряю контроль.

Каждый толчок — как шаг в пропасть, и я падаю, падаю, зная, что обратной дороги нет.

Стоны становятся громче, она выгибается подо мной, грудь прижимается к моей, и я чувствую, как ее тело дрожит, как она сжимается вокруг меня.

Это конец. Я не могу больше