(Не)случайный сын доктора Громова - Оливия Стилл

Только бешеный ритм сердец.

Только вода, обволакивающая нас с головы до ног.

Только она.

Слов больше нет.

Только её руки, которые тянут меня ближе, только её дыхание, которое становится всё глубже.

Только мы.

Я тону.

Я тону в этом жаре, в этом касании, в этом ощущении, что она – моё всё.

Руки скользят по коже, пальцы запутываются в волосах, поцелуи становятся всё жаднее, глубже, сильнее.

Я срываюсь ещё грубее… не могу иначе. Слишком сильно хочу… Слишком остро ощущается всё.

Катя отвечает мне так же. Она на грани… Подхватываю её под бёдра, упирая спиной в плитку, рука сама ныряет в неё, а потом… Я готов сожрать эту сладкую конфетку, потому что она готова как никогда… Влажная, тугая… Почти уже на пике… мне достаточно пары движений, чтобы поймать её хриплый стон и почувствовать, как она сжимается вокруг моих пальцев.

– Прости, птичка. Сейчас не могу, – хриплю ей в губы.

– Я исправлюсь, обещаю тебе… Моя маленькая… любимая…

И заменяю палец на самого себя… Калейдоскоп ощущений захватывает меня, как волна, я почти задыхаюсь… Не могу быть нежным, не могу сдерживаться, но моя королева не против… Я чувствую, как она сжимает коготками мои плечи, как хрипло стонет…

– Да… – её стон в мои губы, борозда по спине, которая наверняка будет болеть, но мне плевать. Пусть клеймит. Я только её…

– Давай вместе, родная, – шепчу ей в губы, ловлю её стоны, и мы вместе доходим до кульминации… Сладко, невыносимо туго… Это просто восторг! Только для нас двоих…

Я забываю обо всём.

Просто чувствую.

– Люблю, – шепчу, уткнувшись своим лбом в неё. – Моя птичка…

Впервые за долгое время – живу.

Глава 29

Катя.

Я лежала на широкой кровати, чувствуя, как по спине пробегают мурашки от его горячего дыхания.

Женя не отпускал. Его руки лениво скользили по моей коже, пальцы неторопливо рисовали невидимые узоры вдоль позвоночника.

Я всё ещё не могла поверить в то, что только что произошло.

Я. Катя Пушкина. Взяла и пришла к нему в душ.

Нет, я не пожалела. Ни в коем случае!

Но теперь меня сжирало такое неловкое смятение, что я могла бы свернуться калачиком и улететь в другую вселенную.

– Чего задумалась, птичка? – его голос был низким, хриплым, ещё пропитанным сном и остатками желания.

Я чувствовала, как он улыбается, уткнувшись носом в мою шею.

– Думаю, какого чёрта, – честно призналась я.

Женя тихо засмеялся, затылком я почувствовала, как он усмехнулся шире.

– О каком чёрте конкретно идёт речь?

Я прикусила губу.

– О том, что я себя не узна́ю.

Он не ответил сразу, а потом подтянул меня ближе, так что теперь я практически утонула в его объятиях.

– Ну и не узнавай, – спокойно сказал он. – Зачем?

Я хотела возразить, но он вдруг накрыл мои губы лёгким поцелуем. Почти невесомым, почти невинным… Почти.

Но, чёрт возьми, он был пропитан таким тёплом, что у меня внутри что-то дрогнуло.

– Женя… – я облизнула пересохшие губы, но он не дал мне продолжить.

– Я люблю тебя, Пушкина.

Мир пошатнулся.

Я замерла.

Мои пальцы, которые неосознанно гладили его руку, застыли.

– Что?

– Люблю.

Женя смотрел прямо в глаза, без тени сомнения.

– Люблю тебя. Никому вас не отдам.

Моё сердце ухнуло куда-то вниз.

Я хотела сказать что-то в ответ, но слова застряли в горле.

Я прикрыла глаза, позволяя себе просто чувствовать.

Этот момент.

Его тепло.

Его дыхание на моей коже.

То, как он смотрит.

Я дотронулась до его лица, легко провела пальцами по щеке, затем наклонилась и поцеловала его.

– Ты… – мой голос дрогнул, и я поспешно уткнулась в его шею. – Ты слишком много говоришь, Громов.

Он засмеялся.

– Ну, конечно. Пальму первенства у главной болтушки не буду забирать, так и быть.

Я ущипнула его за бок, но он только усмехнулся, а потом вдруг резким движением перевернул меня на спину и навис сверху.

– Тебе не удастся слиться, птичка… Отвечать всё равно придётся.

Я коротко взвизгнула и попыталась вырваться, но он наклонился ниже, поцеловал меня в шею, скользнул губами вниз к ключице.

– Женя…

– Да, котёнок?

Я хотела что-то сказать, но…

– Мама?

Оба замерли.

Я резко подняла голову, Женя приподнялся на локте.

На пороге комнаты стоял Максимка, зевая и потирая глаза кулачком.

– Что случилось, сынок? – Громов мигом перевоплотился в заботливого отца и с улыбкой подхватил сына, легко перекинув его через себя.

Максим захохотал, обнял Женю за шею и прижался к нему, зарывшись носом в плечо.

– А что это вы тут делаете?

Я затаила дыхание.

Женя поймал мой взгляд.

И вдруг его лицо стало серьёзным.

– Мы с твоей мамой говорим о том, как сильно друг друга любим.

Я почувствовала, как у меня сжалось горло.

Максим широко улыбнулся, а потом чмокнул Женю в щёку.

– А меня???

Я ахнула, но две секунды спустя мой сын уже крепко обнимал отца, не собираясь отпускать.

Женя лишь сжал его в ответ.

– И тебя тоже любим, – повторил он уже тише, смотря мне прямо в глаза.

И тогда я поняла, что, кажется, сделала самый верный выбор в своей жизни…

Завтрак готовился быстро.

Я, как ни странно, стояла у плиты и пыталась сделать блинчики, пока Громов сидел за столом с Максимом, втирая ему какой-то очередной бред про то, что мужчина должен уметь готовить яйца на завтрак.

Я даже не вслушивалась, мурча внутренне как кошка, от происходящего вокруг, пока внезапно не ощутила терпкий аромат Громова прямо у себя за спиной…

– Слушай, Пушкина, – его голос был слишком близко.

Я вздрогнула.

– Ась?

– Вечером мы повторим.

– Что?

Я