По извиистым волнам - Вал И. Лейн

рамок общественных ожиданий. Это было убежище, построенное изгоями и беглецами, эксплуатируемыми бедняками и аристократами, ставшими мятежниками, людьми, рожденными свободными, и людьми, которые пробивали себе дорогу к свободе. Никто не был ниже или выше нас. Единственное, что принадлежало нам, — это море. Итак, я не мог понять, как отец мог быть частью чего-то, что шло вразрез со всем, во что, как мне казалось, он всегда верил.

Какая-то часть меня отказывалась в это верить. Отец не стал бы этого делать. Он не мог так отчаянно нуждаться в деньгах. Мне нужно было убедиться самому. Если бы не суматоха, царившая в порту, я бы пробрался на борт одного из его кораблей прямо сейчас, чтобы заглянуть в грузовые отсеки других кораблей или в его капитанский журнал. Но я не мог рисковать, что меня увидят. Не сейчас.

А пока мне нужно было убраться отсюда как можно дальше. Насколько я знал, человек, которого я столкнул за борт, рассказал всем, что видел, как я устроил взрыв. Что я наделал?

Я скрылся в ночи, крадучись и бесшумно, пробираясь в самый дальний уголок острова. Там было одно здание, где, как я знал, буду в безопасности какое-то время. Старая церковь.

Это был символ убежища в ту ночь, когда я увидел белокаменный собор, контрастирующий на фоне полуночного неба. Колокольня треснула, а двери в святилище едва держались на петлях. Я вошел в маленькое здание, не ожидая увидеть здесь кого-нибудь еще в это время ночи. Свечи не были зажжены, но при свете луны, падавшем полосами через проем колокольни, я мог достаточно хорошо разглядеть, что внутри. По обе стороны прохода стояли старые деревянные скамьи, я брел, шаги отдавались эхом. Это пробудило смутные воспоминания.

Мать часто приходила сюда. Она любила молиться. В детстве я несколько раз приходил с ней, но это было не то место, куда я обычно ходил. Как бы ей было стыдно за ту жизнь, которую устроил ее сын. В некотором смысле, я был рад, что она умерла, так и не увидев, кем я стал. Она не могла достаточно долго молиться о прощении для меня. Но я знал, что она бы все равно попыталась.

И знала ли она о грехах отца? Может быть, поэтому она так часто бывала здесь. Нет. Если отец так старался скрыть это от меня, уверен, что он скрывал это и от нее тоже. Но почему? Почему он занялся чем-то таким мерзким, когда нашего торгового бизнеса всегда было достаточно? Я предположил, что по тем же причинам он обратился к Вальдесу. Нужда в деньгах. Но я не знал о том огромном долге, который заставил его пойти на это.

Я вздохнул, опускаясь на скамью во втором ряду, всего в нескольких метрах от алтаря. Я с облегчением откинул капюшон с лица и позволил прохладному воздуху освежить меня. Мое усталое тело ныло, и я наклонился вперед, положив голову на спинку скамьи перед собой.

Внезапно я вспомнил о четках, которые взял с собой. Уставшими руками я порылся в кармане брюк. Я знал, что для этого есть какой-то способ, но не подозревал о нем. Я вспомнил обрывки воспоминаний о том, как мимоходом наблюдал за своей матерью… В некотором роде. Я неуверенно взял четки в руки. На их ярко-красном фоне было легко различить темную запекшуюся кровь. Очертив крест от лба и груди, я склонил голову.

— Прости меня, — пробормотал я в пустоту, — за мои грехи и грехи моего отца.

Конечно, я ожидал, что после моих слов наступит тишина. Но она была невыносимо оглушительной.

— Пожалуйста. Я прошу прощения, — я уже не знал, кого я прошу — Бога или себя. Я подумал о том, чтобы убить того человека на берегу. И чуть не перерезал горло крюкорукому. И солгал Катрине, а затем не смог обеспечить ее безопасность во время всего этого. И всего того, что я помог Вальдесу сделать. И вот теперь я был здесь… пират с тремя столетиями вины на плечах, молящийся о прощении в пустой, гниющей церкви с украденными окровавленными четками.

19. За бортом

Катрина

Беллами бросил штурвал и рванул вперед, к тому месту, где я стояла на краю корабля.

— Не стрелять! Какого черта, по-твоему, ты делаешь? — Он дернул меня вниз за руку.

Я удивленно уставилась на него, хотя вполне логично было предположить, что он спросит меня, что я делаю. Я и сама не была уверена.

— Почему ты оставил штурвал? Я думала, нам нужно обогнать их, — я оглянулась на корабль, который был вдалеке позади нас.

— Мы так и делаем. Но я капитан. Я отдаю приказы. Ты даже не знаешь, как не упасть за борт.

— Я не падала за борт. — Слова сорвались с моих губ быстрее, чем успела их остановить. Но сразу поняла, что сказала слишком много.

Беллами прищурился.

— И что дальше? Ты прыгнула? — саркастически спросил он.

Я тихо выругалась про себя. Зачем я это сказала?

— Черт… Ты прыгнула. — Проведя рукой по затылку, он посмотрел на деревянный настил внизу, затем снова на меня. — Почему?

К счастью, корабль позади нас быстро привлек его внимание, прежде чем я успела придумать ответ. Он развернулся и помчался обратно к штурвалу. Я последовала за ним.

— По крайней мере, теперь я знаю, почему ты была настолько глупа, чтобы подняться сюда. Ты жаждешь смерти, — проговорил Беллами, перекрывая звук корабля, рассекающего пенящуюся морскую воду внизу, в то время как паруса над нами раздувались на ветру.

— Это не так, — сказала я. — Просто поверь мне.

— Поверить тебе? Я тебя даже не знаю.

Что-то в его словах задело, и я не знала почему. Меня не должно беспокоить, что Беллами меня не узнал. Между нами ничего не было. И никогда не было. Так почему же меня так сильно беспокоило чувство, что я потеряла то, чего у меня никогда не было?

Когда над головой прогремел пушечный залп, я нырнула за мачту и приготовилась. Но удара так и не последовало. Вместо этого вдалеке разлетелись огромные брызги воды, едва не задев заднюю часть нашего корабля. Я подняла взгляд и увидела, что Беллами улыбается, лукавый взгляд его льдисто-голубых глаз и идеальные зубы.

— Мы вышли за пределы их досягаемости, и я повернул по ветру, что замедлит движение галеона такого размера. Это была их последняя попытка остановить нас, и они промахнулись. Мы слишком далеко, чтобы они могли нас догнать. Если мы не являемся легкой добычей, то не стоим