Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд

мне, по-прежнему удерживая мой взгляд своим. Она вцепляется пальцами в юбку по бокам, слегка подтягивает ее повыше и плавно перекидывает одну ногу через мои бедра, удобно усаживаясь на мне.

Скарлетт. Скай. Сидит. На. Моих. Коленях. И она сделала это сама.

За что я там говорил «спасибо»? Забываем. Лучше бы она просто потрогала мой член, чем села на него.

Если это сон, то меня срочно нужно облить бензином и поджечь…

Она слегка хмурит брови, задавая немой вопрос, который я прекрасно понимаю, затем ее губы изгибаются в легкой ухмылке, и она приподнимается, но лишь для того, чтобы сесть с точностью туда, куда НЕ нужно садиться.

Ее все еще холодные пальцы проводят дорожку от моих плеч к шее, и от шеи к затылку, зарываясь в волосы и сминая их так, будто бросает меня с обрыва в хорошее прошлое.

Создается ощущение, что мы – два детонационных заряда в дюйме друг от друга. Желание прикоснуться к ней, схватить ее за шею и притянуть ее рот к своему взрывается в груди, сдерживаясь от выплеска наружу лишь ее репликой:

– Меня не пугает работа, если за нее хорошо платят…

Скарлетт ерзает на моих бедрах, прижимаясь к моему животу своим, вливая этими движениями смертельную дозу адреналина в мою кровь.

Она смещает руки на мои щеки, когда мои ладони уже на пути к ее ягодицам. Тянется к моему лицу, облизывает свои губы, задевая кончиком языка мои. Предвкушение поцелуя достигает пика, но на этом все и заканчивается.

Скай наклоняет голову в сторону и резко меняет траекторию с моих губ на мой нос. Открывает рот и… кусает меня за него. Да так, что в глазах слезометр зашкаливает, выпуская из слезных каналов несколько капель соленой влаги. Мои пальцы летят к пульсирующему участку, в надежде трением убрать жжение и боль.

– …и если она происходит в часы, оговоренные в твоем тупом контракте, – выплевывает она, слезая с меня.

– Ты идиотка? – вырывается из меня возмущение.

– А я и не кричала о том, что у меня уровень интеллекта завышен, придурок, – шипит она, уверенно подходя к двери. Перед тем как уйти, оборачивается еще раз, бросает последний, ледяной взгляд и, будто играя, добавляет: – Верни посуду в ресторан.

Выдыхаю, продолжая сдавливать пальцами нос, и в моменте просто начинаю дико смеяться от произошедшей чертовщины, но резко прекращаю, почувствовав боль от ярко выраженной эмоции.

Подхожу к морозильной камере и открываю ее, в надежде найти там хоть что-то, что можно было бы приложить к месту укуса. Достаю пакеты со льдом, которые лежат там с момента моего переезда, и направляюсь в гостиную. Падаю на спину, закрываю глаза и кладу ледяной пакет на свое лицо.

Спустя полчаса, когда лед начинает таять, я иду обратно на кухню, чтобы выбросить его. Останавливаюсь напротив стола, упершись взглядом в пакет из ресторана, и усмехаюсь. Подхожу ближе, достаю контейнер с едой и читаю надпись «без содержания мясных продуктов».

Я идиот.

И этим все сказано.

Глава 10

СКАЙ ЛЕТТИ

Чувствую, что он тронулся головой, пытаясь убить меня своими идиотскими просьбами и не менее идиотскими поступками…

Какой же он… придурок.

Хотел, чтобы я развлекала его своим присутствием в вечернее время, когда мне вот… вообще не до этого было?! Надеюсь, синяк на его носу со следами от моих зубов, который он увидит с утра в отражении зеркала, станет самым лучшим анекдотом в его жизни…

Где был его мозг в момент, когда он решил чертовски мило поуговаривать меня помыть посуду в его доме? Посуду из ресторана. В доме, где имеется посудомоечная машина.

А мой? Куда мой мозг улетел в момент, когда я решила солгать ему о том, что тороплюсь на свидание? В стратосферу? В подземное чистилище? На Нептун? Или просто затерялся среди хлама в ящике стола выделенного мне кабинета?

Я могла бы выдумать что-нибудь другое – такое, что не провоцировало бы его на лишние прикосновения и на подъем отдельных деталей его тела, которые сильно давили на меня, хотя, по его же словам, должны были оставаться в покое в моем присутствии.

Окей, я облажалась.

Облажалась, поехала вместе с ним, написав сообщение Мари о том, что сегодняшнюю процедуру придется или отменить, или перенести на другое время. Она отказалась, сказав, что будет ждать меня.

Почему я не отмазалась и не стала пререкаться? Да потому что это Теодор Каттанео. Скажу ему два слова, он ответит мне двадцатью двумя, из которых только три будут иметь нейтральный окрас.

Почему я не скажу ему на что мне на самом деле нужны деньги и почему мне потребовался такой специфический график работы? Может, стоит признаться, что у меня такой привлекательный организм, в котором не функционирует кое-что? Или сказать, что я завишу от одной машины, чтобы, мать твою, просто не сдохнуть? Просто, черт возьми, чтобы иметь возможность избавляться от токсинов, избыток которых может меня убить!

Почему…

Во-первых, зачем ему эта информация? Его голова и так очень сильно «забита» важными делами – например, кого трахнуть: какую‑то девушку или свой мозг, разрабатывая план по тому, как вывести меня из себя?

Во-вторых, мне не нужна жалость. Ни его, ни чья-либо еще. И если бы я все-таки и сказала когда-то… Нет, не сказала бы. Это только моя проблема, и никто посторонний, а он особенно, не имеет ко мне никакого отношения.

В-третьих, раскрытие настолько личных деталей только усложнит наше и без того неидеальное общение. А мне совсем не хочется, чтобы этот человек считал меня слабой или уязвимой.

И я могу перечислить еще уйму подобных «в», чтобы объяснить, почему Тео не должен знать, в каком котле я варюсь три-четыре раза в неделю.

Перед тем, как отправиться в центр, я заезжаю в одно место, чтобы купить любимый десерт мамы Айзека. Теперь, сидя в такси, через тонированное стекло я наблюдаю прямую трансляцию роскошной жизни, к которой вернулась по собственному желанию – здесь у меня больше шансов на будущее.

Ощутив своим бедром вибрацию, доносящуюся из бокового кармана сумки, я достаю устройство, смотрю на экран и испытываю желание отклонить вызов – что, собственно, и делаю.

Но, увы, у напыщенного бурундука совершенно нет дел – иначе я не могу объяснить его повторные звонки, которые один за другим получают наименование «пропущенный».

А когда до него, наверное, доходит, что, как минимум, остаток сегодняшнего