Малина для мага, или Сорванная любовь - Ольга Ярошинская

— Спокойной ночи, Малинка, — пожелал он и лег в постель.

Рядом со мной. Совсем голый.

— Спокойной ночи, Эйдан, — ответила я, отворачиваясь на другой бок, но сна не было ни в одном глазу.

***

Эйдан все ждал шага от Малин, но она отвернулась и бессердечно уснула. А он мрачно объел созревшие ягоды и, потеряв надежду, встал с кровати и вышел из комнаты. Лучше уж правда спать под кустом, а не то высок риск сорваться. Малинка, наверное, даже не успела бы его оттолкнуть: сонная, разомлевшая, такая свежая, сладкая, нежная…

Дом распахнул ему дверь, и Эйдан вышел на крыльцо в чем мать родила и вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. Скверной уже не воняло, но он вытянул руку ладонью вниз, и в его пальцах сплелся посох корневого мага. Сила послушно заструилась по древку и запульсировала зеленью в изящном навершии.

Попону они с Малин сделали идеально. Но это не первый круг скверны, а его Сол-Гират. Рядом с домом нет места нечистому. Малин верно сказала: башня — стержень, на котором держится мир.

Но люди слабы, так легко поддаются дурному. Сколько ни бился со скверной дозор, а она вновь посылала войска. Когда-то великие деревья росли по всей земле, оплетая ее целиком, укрывая ветвями людей словно малых детей, защищая от скверны. Благодать и любовь, мир и спокойствие. Но как дети бунтуют против родителей, так и люди однажды пошли против башни. По-разному пишут: в одной легенде дерево срубили, в другой — сожгли… Маг, конечно, погиб вместе с домом, и Эйдан сильно подозревал, что бунт подняли именно против него. Что ни говори, а характер у корневых часто не сахар.

Вот и у него…

Что мешает признаться Малинке, что никто ему больше не нужен? Что мешает сказать, что он любит только ее? Глупая гордыня — вот что.

Сила в посохе разгорелась, и Эйдан, спохватившись, ударил угрюмца, рванувшего к зарослям у реки. Стрела магии пронзила скрюченное горбатое тельце, подбросила в воздух и распластала его по земле, не позволив спрятаться в камыши. Эйдан подошел ближе, с размаху вонзил посох в серую плоть. Привычка дозорного: контрольный удар, скверна живуча.

Угрюмец не дернулся, даже когда магия потекла через посох, выжигая всю гниль. Ветер разметал пепел, погнал рябь по воде, смяв серебро лунной дорожки. На том берегу померещилось движение. Женщина?!

Она кинулась прочь, только взметнулся край темной юбки, и скрылась за углом дома. Моста поблизости теперь нет, и если перебраться вплавь, то женщину уже не найти. Да и не хочется носиться по городу голышом. Он и так, после моста, успел заработать себе репутацию не вполне адекватного.

Может, женщина оказалась здесь случайно или пришла на свидание. Увидела на другом берегу корневого мага, что шатается в ночи без исподнего, смутилась и убежала.

Эйдан задумчиво потянул посох, чтобы выдернуть его из земли, но тот успел пустить корни. Живая сила потекла через ствол, готовясь выплеснуться ветками, почками и цветами.

Он тоже успел пустить корни в Малинку. Брачная вязь запеклась под кожей, и Эйдан все норовил закатать рукава, чтобы демонстрировать знак вечного союза каждому. Ткнуть бы еще под нос этот браслет тому, к кому шла сплетенной ночью Малин. А потом и в нос, кулаком…

Эйдан принюхался и уловил сладкий ягодный запах. Обернулся.

— Ты что тут делаешь? — хмуро спросила Малин, кутаясь в халат и старательно отводя взгляд.

— Гуляю, — глупо ляпнул Эйдан.

— Сол Гир, ты с ума меня сведешь, — в сердцах пожаловалась она. — Иди спать! Я видела вспышки. Что, какая-то тварь?

— Угрюмец, — ответил он. — Видать, не добили. Надо будет провести ритуал еще раз.

— Хоть десять раз, — пообещала она. — Но потом. Ночь на дворе! А ты еще… голый. Холодно же!

Развернувшись, Малинка пошла в дом, бурча под нос что-то про глупых магов, бессонницу и про то, что люди вообще-то давным-давно придумали надевать трусы, а Эйдан шел за ней следом и улыбался как дурак. Она беспокоилась за него, волновалась, выскочила из дома…

— А как дом тебя выпустил? — спохватился он.

— Я хозяйка, — сказала Малинка. — Приказала — он и выпустил. Не сразу, правда… Пришлось поругаться, показать ключ. Интересно, если я скажу дому не выпускать тебя никуда, он послушает?

— Попробуй, — хмыкнул Эйдан.

— И попробую! — заявила Малин, бросив на него негодующий взгляд. — Мы женаты, между прочим. И если тебе вздумалось уйти посреди ночи, ты должен как минимум поставить меня в известность. Ясно тебе?

— Предельно ясно, — согласился он.

В спальне она ушла на свою половину, а Эйдан сходил в ванну снова, а затем, улегшись в кровать, протянул руку и, раздвинув колючий малинник, нашел ладонь Малин. Легонько сжал тонкие пальцы и провалился в глубокий спокойный сон.

\

Письмо Эйдана сол Гира, корневого мага двадцати двух лет от роду, капитана отряда скверного дозора, не отправленное и сожженное в четвертом круге скверны:

«…и я понимаю, что так для тебя, наверное, лучше. Ты имеешь право жить свою жизнь без оглядки на меня и дозор. Ты создана для счастья, любви, семьи. Ты станешь хорошей женой, Малинка, но меня прямо раздирает на части, когда я думаю, что не моей. Как ты могла, а? Ты ведь говорила, что любишь! Я все ждал, что со временем станет легче, а нет. Меня не так давно курла ранила. Вцепилась щупальцами, содрала и штаны, и кожу аж до бедра. Болело — жуть! Я места себе не находил. Спал с задранной вверх ногой, в лекарне подвесили петлю специальную. И ничего, зажило. Кожа, правда, пока что гладкая, как у девчонки. А ты не заживаешь, Малинка. И знаешь что, я тебя найду. Вот обещаю — приеду из дозора и из-под земли тебя достану. И твоих хахалей тоже. Скажешь — какое мое дело? А такое! Я — корневой маг, у меня башня, весь край. Ты на кого меня променяла? Кто тебе был лучше? Я уже всех жителей