Развод. Вина предателя - Катя Лебедева

Я благодарна ей за то, что она уже для меня сделала, это многого стоит, но с мужем справлюсь сама.

— Не надо никого выгонять, я остаюсь, — внезапно охрипшим голосом отвечаю, и клянусь, и врач, и муж застывают в изумлении. Да порой я умею удивлять.

— Вот и правильно, это очень мудрое решение, Полина Николаевна. Сейчас за вами надо наблюдать. Дома вы не сможете обеспечить себе покой и строгий режим, как бы кто не говорил. Захочется самой сходить куда-нибудь, захочется убрать в комнате.

С какой-то легкой материнской любовью, говорит женщина и подходит ко мне, проверяя капельницу.

— Знаю я все эти домашние посиделки даже с сиделками. Нет, больница — лучшее решение. Здесь никто не геройствует, здесь все отдыхают и восстанавливаются. Вы молодец, а даже если и боитесь, вы в палате будете не одни. У нас есть и двуместные, и трехместные, на выбор.

В этот момент лицо мужа надо только видеть. То, как он стискивает зубы, это нечто. Да, я понимаю, он не ожидал услышать подобного, но решение принимаю спонтанно.

Да, я боюсь оставаться в больнице, правда боюсь, но почему-то сейчас мне кажется, что лучше этот страх, чем возвращение туда, где мне угрожает опасность. Сегодня, сейчас я не готова, не могу. Может быть до завтра и взвою от страха и попрошусь домой, но то будет завтра, а сегодня я останусь здесь.

— Полина, не говори глупостей. Ты ведь прекрасно знаешь, что будет через пару часов. Тебя накроет паника с головой. Побереги себя и ребенка, — немного грубо начинает говорить муж.

— Вот, о чем я и говорю. Вы не обеспечите с таким поведением пациентке покой. Я не могу ее с вами отпустить, вы же грубый, неотесанный, черствый и даже жестокий человек. Пойдите вон, я не для того спасала их жизни.

— Полина. Не делай глупостей.

— Все нормально. Я смогу побыть здесь, это действительно нужно, Саш. Всем нам нужно. Простите, — поворачиваю голову к доктору. — Вы не могли бы нас оставить на несколько минут? Мне нужно сказать ему пару слов, — специально не говорю слово «муж», потому что я уже не знаю, кто он для меня.

— Вы в этом уверены? — сжимая мою ладонь, спрашивает доктор, тепло улыбаясь, и я улыбаюсь ей в ответ.

Все же, когда к тебе с теплом, хочется тем же ответить.

— Да, я уверена. Спасибо вам за заботу, — спокойно отвечаю ей, и она, видя мою реакцию, недовольно помотав головой, все же выходит.

— Ты с ума сошла? Что это за цирк, Полина? Что ты здесь устроила? — едва за женщиной закрывается дверь, муж подлетает ко мне и, нависнув черной тучей, рычит, а мне уже не так страшно.

Глава 33

Глава 33

Полина

— Ой, девочки. Знаете, мужики, это такие существа, которых понять невозможно, дрессировки плохо поддаются, воспитывать тоже тяжело.

Говорит одна из двух соседок по палате.

— Мало, очень мало тех, кто идеален сам по себе и без греха. Мне кажется, такой, если и попадается, то один на миллион, а с остальными нам придется мириться с такими, какие они есть. Все с недостатками, каждого хочется переделать, ну что уж. Ничего не попишешь.

Да, я переночевала ночь и даже не одну, а уже целых три, и осталась закреплена за той женщиной, которая приняла меня. В принципе не расстроена, она хороший специалист. А женщины в палате добрые, отзывчивые. Одной даже сорок девять, и она решилась рожать, и тоже второй ребенок, тоже не могли долго забеременеть. Вот только она кажется куда более счастливой меня.

A первая девчонка, которая сейчас говорит, ей всего двадцать два, милая, юная, наивная. Да, видевшая жизнь, но еще не так много и не во всех ее вариациях. То, что она считает мелочью, для меня на самом деле большая трагедия.

— Вот тебе, Полина, повезло. Твой муж очень заботливый, внимательный, так беспокоится о тебе. Завидую белой завистью. Меня сюда упекли и явно надеются, что я не сохраню ребенка. Родители мужа были против меня, как так на простушке женился, испортила породу. Ну ничего, я им еще покажу, что такое порода, и что ее я не испортила, а скорее, наоборот, внесла в нее разнообразие, тем самым улучшила.

— Да, хороший, — печально соглашаюсь с ней, не желая продолжать этот разговор в отношении меня.

Все же одно дело, когда говорят о каком-то абстрактном человеке, о том, что меня не касается, а другое дело вот так.

Только другая соседка по палате замечает мое состояние, слышит все интонации правильно, и бьет в самое сердце.

— У вас что-то случилось, он что-то натворил, да? — интересуется Алина.

С трудом называю ее по имени, все же тринадцать лет разницы, это очень много.

— Не бойся, расскажи, относись к этому, как к вагону поезда. Мы трое случайные пассажиры в жизни друг друга. Нам предстоит поездка, и потом, мы больше не увидимся. Так почему бы не высказаться, не облегчить душу? Советом, может быть, и не поможем. Но поверь, иногда даже просто высказаться бывает очень полезно.

Смотрю на нее и не знаю, что ей ответить. В принципе, я с ней согласна. Да, мы встречаемся здесь в первый и последний раз, проведем еще несколько дней вместе и навсегда расстанемся. Можно в принципе излить душу, облегчить жизнь, но я почему-то еще сомневаюсь.

— Да что вы такое говорите, что он мог сделать? Ничего. Вы посмотрите, какие он цветы приносит, как готовит для нее, как интересуется ее состоянием. Да даже, как он смотрит на нее. Что вы такое говорите? Ну вот что? Зачем вы так?

Олеся решает всполошиться, встать на сторону мужа, но она не права. Говорю же, молоденькая, смотрит на все через призму розовых очков. Да я и сама смотрела через эти очки до недавнего времени, вот только их разбили стеклом внутрь, а я не успела их снять, и теперь раны кровоточат. Схожу с ума от этой боли и никуда не могу от нее деться.

— Олесь, ты еще слишком юная. Лучше не надо, — осаживает ее Алина. — Полин, я не буду настаивать, если захочешь, скажешь, не захочешь, не надо. Если искреннего желания нет высказаться, никакая исповедь не поможет.

Вот тут она права, когда нет искреннего желания, толку мало.

— Поверь, я знаю, о чем говорю, и даже догадываюсь, что у вас произошло, но ты должна сама открыть свое сердце, и тогда смогу тебе